Олесь Бенюх - Правитель империи

В зале не было ни единого стула, кресла, дивана. Зато на полу было набросано вдоволь вышитых восточных подушек — из кожи, из бархата, из шелка. Каждый набирал себе на тарелку что хотел и располагался прямо на полу, подложив, подсунув, бросив под себя подушки. Джерри, как всегда, ел с аппетитом. Синтия держалась рядом с ним. Она мало пила, мало ела. Млела од его взглядами, изредка посматривала на него сквозь длинные, пушистые ресницы.

Гречанки — их оказалось пятеро — исполняли любовный танец. Обнаженные тела девушек медленно скользили вдоль одной из стен. Они словно парили в воздухе, и Джерри с некоторым недоумением подумал, почему, собственно, этот танец называется любовным. Но вот участилась музыка, и движения танцовщиц убыстрялись вместе с ней. Вот они уже стали неприличными, бесстыдными, омерзительными в своей откровенной имитации полового акта.

— Каков твой идеал счастья? — негромко спросил Джерри Синтию. И тут же почувствовал, что пьянеет.

— Счастья? — переспросила она. — Не знаю. Наверное, это когда много денег — и можешь делать, что хочешь.

Он наморщила лоб и выжидательно смотрела на Джерри, словно спрашивая взглядом, понравился ли ему ее ответ. Джерри промолчал, допил стакан, наполнил его снова. «Хорошо, что нет ни официантов, ни других слуг. Болтуны и соглядатаи. А девочка эта, милая Синтия, представляет себе счастье точно так, как представляет его себе подавляющая часть человечества. Деньги! Конечно, без них плохо. Но какое они имеют отношение к счастью? Вряд ли ошибочна существующая века пословица „Счастье не купишь ни за какие деньги“. Так что же такое счастье? Наверно, сколько людей — столько и пониманий счастья. У одного это — ухватиться хоть одним пальцем за руль власти. У другого — задрать юбку первой встречной девчонке. У третьего приобрести очередную машину, книгу, монету, марку, тарелку. У четвертого зачать или родить ребенка, обмануть друга с его женой, получить наследство от любимого дядюшки, однажды напиться, да так, чтобы быть пьяным всю жизнь. А как я, Джерри Парсел, понимаю счастье? Не позавчера, не вчера сегодня, сейчас?».

Джерри вспомнил, что ведь и ему когда-то казалось, что обладай он хотя бы одним миллионов — и он будет счастливейший человек на этом свете. Милое, наивное заблуждение! Сколько у него теперь этих миллионов, он и сам точно не знает. А счастье? Где оно?

Потом ему хотелось объездить весь свет, побывать в самых далеких и укромных уголках планеты, иметь возможность в любой момент сесть в свой собственный самолет и приказать везти себя хоть в другое полушарие. Он уже давно имеет такую возможность и легче назвать те, не столь уж многие города земного шара, где он не бывал, чем те, в которых он гостил (а во многих десятки раз). Выходит, счастье и не в путешествиях.

Он жаждал славы писателя. И добился ее. Он мечтал вершить судьбами людей. И теперь на его предприятиях работают сотни тысяч мужчин и женщин и от него одного зависит, будут они завтра так же обеспечены, как и сегодня, или будут вышвырнуты на улицу и пойдут по миру. В молодости он не смел и мысли допустить о том, что когда-нибудь познает любовь представительниц всех континентов, всех рас, всех цветов и оттенков кожи. И вот все это свершилось. Свершилось, но счастлив ли он?

«Да, вероятно, слишком сильно во мне звериное начало, думал Джерри. Волк счастлив, если ему удается вырастить потомство и сохранить его. И леопард. И аллигатор. Животное начало. Инстинкт сохранения рода. Инстинкт бессмертия. Вот оно! Ну, конечно же, счастье — в бессмертии!».

Гречанок сменили негритянки из Чада. Их танец был экзотичен, быстротечен, весь наполнен такими фигурами, Разгадать смысл которых Парсел не мог. И он в который уже раз в жизни откровенно подивился многоликости человеческой культуры. Под удары барабанов девушки ритмично двигались по залу. Когда они были от Парсела всего в каких-нибудь трех ярдах, он внезапно расхохотался. Смех этот был ответом на собственные его мысли. «Судьба-дура задумала украсть у меня вечность, — подумал он. — Ушла Беатриса. Унесла с собой Джерри-младшего Рейчел. Но ведь они же есть — и Беатриса, и Джерри-младший. И — будут! Я, Джерри Парсел, победил самое судьбу. Ха-ха-ха!».

Он выпил подряд несколько стаканов очень крепкого — девять к одному «мартини». Теперь его мысли текли не ровной, спокойной чередой, а цеплялись, наталкивались одна на другую, спотыкались, еще до того, как выкристаллизоваться, падали, исчезали.