Олесь Бенюх - Правитель империи

Положив трубку, Джерри прошел в просторный бар, скрытый за одной из больших — от пола до потолка — абстрактных картин. Долго искал бутылку своего любимого голландского джина.

Вернулся к столу, включил экран небольшого телевизора. Побежали бесконечные строчки цифр. Акции продолжали падать, акции пяти его ведущих компаний. «Самый низкий уровень за последние четыре года», — отметил про себя Джерри, машинально следя за скачущими цифрами. «Это не война. И, слава богу, не революция. Не конец света, одним словом. Сколько было подобных паник за последнее время. И что же? Все они сменились бумом. И выстаивал, всегда выстаивал самый сильный». нервы. И выдержка. Да, нервы и выдержка.

Он вызвал по видеофону секретаря, ровным голосом бесстрастно сказал: «Немедленно дайте указание скупать акции…».

И перечислил название пяти своих ведущих компаний. Полный недоумения и ужаса взгляд секретаря натолкнулся на неумолимую, жесткую улыбку Джерри Парсела. Откуда было знать секретарю, что тут же, через минуту, его босс отдаст кому-то по телефону тайный приказ скупать через подставных маклеров и акции военных корпораций. На восьмизначные суммы.

Послышался шорох, прошелестевший ласковым шелком. Через скрытую дверь в стене за спиной Джерри в кабинет вошла Рейчел. На ней был ослепительно белый спортивный костюм, на ногах высокие мягкие сапожки, на голове белое кожаное кепи. Осторожно откинув стэком обложку недельного расписания Парсела, она постучала по выделенной красным строке, одновременно поцеловав Джерри в щеку: — Дэдди, самое время покататься на лошадках. Я уверена, Гордый Принц и Голубая Кровь истомились в ожидании.

Джерри отогнул кончик белой перчатки, поцеловал руку Рейчел. «Маргарет никогда и в голову прийти не могло, — подумал он, — чтобы приобщиться самой и приобщить меня к верховой езде. Впрочем, может быть, ее возраст не позволял… Огромное наслаждение. И молодеешь, молодеешь — с каждым шагом лошади».

Когда они ехали в машине через Манхэттан и потом мчались по хайвею на юго-запад миль пятьдесят, к его любимому загородному дому в Нью-Джерси, Джерри, поддерживая милое воркование Рейчел о бродвейских околотеатральных интрижках, скандальных светских романах, домашних мелочах, думал, как обычно, о своем. Маргарет, вспомнил он, за всю их более чем двадцатилетнюю жизнь ни разу не посетила его в офисе. «Моя империя — семья, — гордо откинув голову и сложив руки на груди, любила говорить она. — Мой дворец мой дом. Все остальное меня мало волнует. Если, разумеется, финансовые дела мужа ведутся достойно». Финансовые дела внешне велись вполне достойно. Да, при всей ее набожности и при всей любви к мужу, Маргарет была гордячка. В дела Джерри — включая любовные — не вмешивалась даже в случаях из ряда вон выходящих. Однажды, когда ее давняя приятельница намекнула, что Парсел «опять спутался и опять с голливудской временщицей», Маргарет надменно, едва слышно произнесла: «Это никого на этом свете, кроме его и меня, не касается», и едва не потеряла сознание.

От приступа гнева. «От ревности, подумать только!» — злословила приятельница, которой навсегда было отказано от дома. И сплетен — на чей бы то ни было счет, милых и злонамеренных, театральных и светских, Маргарет Парсел не выносила. Темами ее нечастых бесед с мужем были музыка, литература, живопись.

И — воспитание Беатрисы. А Джерри не любил эти беседы — у Маргарет на все имелось свое мнение. И заставить ее изменить что-либо в ее воззрениях было труднее, «чем выдрессировать взрослого флоридского аллигатора», как отметил однажды Парсел после разговора с женой. Рейчел не знала и сотой доли того, что знала Маргарет. И поначалу Парселу доставляло удовольствие произносить перед «своей собственной, семейной стюардессой» монологи на всевозможные темы — от гипотез о возникновении жизни и пришельцах до инфляционных волн и творчества постимпрессионистов. Его поражала изобретательность ее ума. Каким-то могучим интуитивным чувством она отбраковывала все ненужное и прочно укладывала в тайники своей памяти лишь то, что так или иначе интересовало его, Джерри. Интересовало глубоко и истинно. Но вскоре ему наскучило выступать в роли семейного лектора. И тогда он понял, что ей не хватает категоричности Маргарет. Рейчел все ловила на лету, она со всем соглашалась, она благоговела перед его знаниями, обширными, такими глубокими. А Джерри — по складу его ума, по темпераменту — было нужно противодействие.