Сергей Трахимёнок - Когда хвост виляет собакой

Баян перевел взгляд на Рубена. Тот встал и произнес:

– Страна Белых гор, армянин.

Наиль не стал ожидать, пока на нем остановится тяжелый взгляд представителя Службы безопасности, поднялся, но сделал паузу и с достоинством произнес:

– Ташкент, узбек.

Всех присутствующих, в том числе и Савву, покоробила бесцеремонность Баяна, однако никто не выразил этого внешне. После Наиля поднялась Елена, но Баян остановил ее:

– На сегодня достаточно, – поднялся и, не прощаясь, ушел.

– Ну и крыша у нас, – заметил Наиль.

– Не крыша, а охрана, – поправил его Рубен.

– Не охрана, а безопасность, – сказал Аблай, а потом обратился к Савве: – С чего бы это?

– Да, – поддержал его Рубен, – какая необходимость?

– Сейчас все поясню, – произнес Савва. – Несмотря на то, что мы живем в маленьком городе на двести тысяч жителей…

– Хотя и в столице… – вставил свое Наиль.

– Слухи распространяются не так быстро, как, скажем, в городах Европы такого же размера. Вы еще не знаете, что этой ночью погиб Доморацкий, выпал из окна своего номера.

– А номер был, конечно, на девятом этаже? – уточнил Наиль.

– На восьмом, – ответил Савва.

– Твою дивизию!.. – выругался Наиль.

– И что теперь, – спросил Рубен, – будем обходиться своими силами?

– Не совсем, – сказал Савва. – Ата-ага говорит, что нам, как и оппонентам, в качестве фишки нужен московский политтехнолог, но, пока я его добуду, будем обходиться своими силами. Кроме того, надо организовать отправку тела Доморацкого в Москву, этим тоже будем заниматься мы. Будет это не сегодня и не завтра, мне уже звонили, судебные медики отдадут нам его только послезавтра. А пока мы будем работать по нашим планам.

– Согласно запланированному вчера, у нас исторический экскурс, – ехидно заметил Наиль.

– Именно, – подтвердил Савва. – Итак, история пропаганды выработала несколько ее принципов, обычно их вкладывают в уста крупных вождей, ораторов прошлого, но это делается, скорее всего, потому, что они не могут висеть в воздухе, а должны запоминаться вместе с некими носителями.

Первый принцип. Ее должно быть много, чтобы адресат ее усвоил, нужно повторять ее тысячу раз.

Второй принцип. Уровень пропаганды должен исходить из меры понимания, свойственной самым отсталым индивидам из числа тех, на кого должна воздействовать пропаганда. То, что понятно рабочему и крестьянину, поймет и интеллигент, наоборот не получится.

Третий принцип. Она должна быть однообразной, то есть ограничиваться немногими пунктами, излагаться лаконично в виде лозунгов. Плюс, она должна быть однозначной. Либо да, либо нет. Колебания – наш враг.

Наконец, она должна быть направлена на чувства и лишь в некоторой степени на разум.

И, самое главное, она должна быть шокирующей. Нет необходимости постепенно подводить массу к нужной мысли. Электорат нужно ошарашить. Именно таким должно быть начало пропаганды. Без этого невозможно привлечь внимание массы. Между вождем и массой не должно быть зазора. Все как у собаки Павлова: зажегся свет – потекла слюна. Появился фюрер – рука массы взметнулась в приветствии.

– Ну да, – невпопад заметил Наиль, – враждебная газета стоит тысячи вражеских штыков.

– Ну да, – передразнивая Наиля, вставил Рубен, – в большую ложь верят больше, чем в малую. Пропагандистская машина строится, как и многие модели социального управления, по типу пирамиды. В вершине – вождь, внизу – основание, народ. Данная схема невероятно успешна. Ведь на ней построена вся современная реклама. Но пятьдесят лет промывания мозгов рекламой привели к тому, что на нее у масс выработался определенный иммунитет.

– Это там, – сказал Наиль, – на Западе, массы поумнели, а у нас пока это поле непаханое.

Массы не поумнели и не поглупели. Они перестали остро реагировать на пропаганду в целом, и на рекламу в частности, – возразил Савва. – Современные массы – полная холодность, анонимность и такая же безответственность. Поэтому вместе с великими тоталитарными режимами, где вожди жили в симбиозе с массами, уходят в прошлое и демократические институты, которые базируются на понятии представительства. Ранее пассивность масс была благом для вождей. Теперь, когда власть добилась такой пассивности, она поняла, что лишила себя основы своей легитимности.

– Опять же это не про нас, – сказал Наиль, – у нас все еще в зачаточном состоянии.

– Когда-то люди всерьез верили в Бога и моральные ценности, – продолжал Савва. – Вожди, зная это, писали листовки, статьи, книги, зажигали ими массы. Объединяли их вокруг этих ценностей, совершали великие открытия, революции, рывки в технологиях. Они горели в огне революционных бурь, убивали тех, кто не разделял их ценностей. В те времена каждый чувствовал в себе силы играть большую игру, быть частичкой революции, двигателем прогресса. Почитайте Платонова, его «Чевенгур». Каждый мог бросить вызов вождям, если они не соответствовали определенным ценностным стандартам…