— Маша просила рассказать ему обстановку и тревогу — выполнять поручения боится. Как быть? Чтоб в контакт с Зубром войти. Ну и понадеялась она, может быть, нам возле него удастся побыть. Момент и подвернется.
— Гм, подвернется,— ухмыльнулся Сорока.— Он в сортир без охраны не ходит.
— Прикончить и уйти можно. Вдвоем бы только. А то ведь одному из нас оставаться нельзя — удавят.
— Это уж давай держаться друг дружки. Мария-то на воле или в кутузке?
— На воле, говорит, как жила, так и живет.
— С кем? Когда ты тут.
— Ожил, вижу, на похабщину потянуло. Усну малость. Значит, договорились? Окончательно?
— Спи, Микола.
А Мария Сорочинская говорила в этот момент Кромскому:
— Все, кончились подкладки в ошейник моей Хивре. Сморчок свое дело сделал. А мои послания забирает?
— Забирает,— подтвердил Кромский.
Вы хотели, чтобы я его дом показала, Яшки Бибы.
— Теперь не надо, мы знаем его. А где обитает зубной техник?
— Ой, найду ли сейчас, я у него раз всего-то и была — война еще шла, потом Кухча с ним дело имел.
Кромский взглянул на Артистку, решил — не играет.
— Так куда сворачивать, что там приметное рядом? — спросил.
— Вон на пустырике двухэтажный дом желтый, я его еще сумасшедшим прозвала.
Кромский уже развернул машину.
— Ну что же, поедем па эту улицу, глянем па желтый дом.
Вечером к Василию Васильевичу должна была приехать семья. Откладывать переезд дальше нельзя — скоро занятия в школе. Квартира у него давно готова, но он все медлил с вызовом: работа, требовала полной самоотдачи.
Утром Василий Васильевич на пару с Чуриным отправился в Баево поговорить с людьми, посоветоваться о предстоящем судебном процессе — готовились к нему тщательно.
На дороге их встретил майор Тарасов, повел сотрудников из областного управления госбезопасности в клуб, где у порога уже поджидало несколько человек, среди которых Киричук заметил секретаря сельсовета Кормлюка.
— Здравствуйте, товарищи! Здравствуйте! — раскланивался подполковник, удивившись присутствию здесь и председателя колхоза Бублы. Спросил с недоумением: — Ждете кого? Что за представительство?
— Ждали, вы приехали,— изобразил что-то в воздухе рукой Кормлюк и прямо к Василию Васильевичу: — Процесс будет?
— Понятно,— кивнул головой Киричук.— Через неделю-полторы хотим провести здесь открытый судебный процесс над известными вам бандитами Кушаком, Хрисанфом, Шуляком.
— Вы смотрите, чтобы самосуд им люди не устроили,— не торопясь предупредил Бубла, прижав к боку пустой рукав кителя.— Я, собственно, об этом и пришел сказать.
Василий Васильевич вскинул руку, прося внимания.
— Мы для того и приехали, чтобы посоветоваться,— начал он, видя, как тянутся к клубу люди.— Ведь будем судить не только конкретных бандитов, проливших людскую кровь, но и украинский буржуазный национализм в целом. А пострадавших и свидетелей здесь долго искать не надо. Вот председатель колхоза Бубла сам был ранен бандитами, дочь потерял. И это после того, как он, защитив Родину и потеряв в боях руку, вернулся домой для мирной жизни. Давайте, товарищи, поможем суду найти особо потерпевших. Их вызовут на процесс, где и будут вскрыты совершенные бандитами злодеяния. Преступников надо судить по закону.
— Хрисанф в войну тут лютовал, с крестом на шее ходил. Сколько хлопцев отправил в Германию,— сказал Дмитрий Готра.
— А партизан сколько перевешал собственноручно, скажи,— напомнил басом Микола Люлька.— Чуть чего, он фанерку с корявыми буквами «партизан» на шею — носил ее с собой — и вешал жертву на дереве.
Слушая о Хрисанфе, Василий Васильевич невольно вспомнил Угара. Странным, без повода представлялось ему исчезновение Луки. Не поступило сведений и о том, чтобы с ним расправились бандеровцы. Неужели они разоблачили его? Едва ли. Значит, не случайно Угар очень странно повел себя после ареста Кушака, как рассказывал Проскура.
— Товарищи,— снова вскинул руку Василий Васильевич и обратился к Кормлюку с Бублой: — Мирон Иванович и Захар Иванович, помогите нам и суду сэкономить время, перечислите веские преступления, совершенные в Баеве Кушаком и Хрисанфом, перепишите свидетелей конкретно.
— О предстоящем суде,— вступил в разговор Бубла,— знают в округе, а через неделю по всей Волыни слух разойдется. Потечет сюда народ, обиженных-то больно много. Имейте это в виду.
— Поимеем, Захар Иванович. Прошу только к завтрашнему утру данные подготовить и передать майору Тарасову, он заедет.
Читать дальше