Юрий Семенов - Конец черной тропы

— Ларчик-то, верно, легко открывается. Не с одним из таких пособников я говорил, спрашивал, зачем он помогает оуновцам. Ответ один: за эту помощь вы, то есть Советская власть, на худой конец только лишите свободы, а за помощь вам, если узнают бандиты, уничтожат всю семью, спалят хозяйство. Вот и весь аргумент.

— Но как ни страшится бандитской пули население, однако нам охотнее помогает, без чего мы бы не смогли работать,— подтвердил для себя какую-то тонкость Киричук, и Чурин в тон ему добавил:

— Это бесспорно. Помощь оказывают в самой различной форме: и личным приходом в органы госбезопасности, кстати, ко мне даже на квартиру приходили с рассказом о местах укрытия бандитов и письмами.

— Да, надо эти отношения укреплять,— заключил Василий Васильевич. С его лица сошла озабоченность. Доброе мнение’ об этом работнике в нем окончательно утвердилось.

В Железнодорожном переулке, что рядом с вокзалом в Луцке, минута в минуту с приходом утреннего поезда из Киева остановилась обшарпанная полуторка с металлической бочкой в кузове. Худощавый, ничем особо не приметный на лицо шофер остался за баранкой, наблюдая через обзорное зеркало за прохожими. Среди них он пытался отыскать высокого мужчину средних лет в шинели без погон и в кирзовых сапогах, у которого аж с синим отливом волосы. В руках тот должен держать серый потертый чемоданчик.

Ожидаемый появился совсем неожиданно и не со стороны вокзала, а сбоку, стремительно выйдя из открытой калитки двора, напротив которого стояла машина. Привычным движением распахнул дверцу, сел в кабину, положив чемоданчик на колени:

— Доброе утро, Василий Васильевич! Я — Сухарь.

— Здравствуйте, Антон Тимофеевич! — откликнулся подполковник Киричук, тронув машину.— Полный порядок... Но какая необходимость была добираться сюда проходными дворами? Все, что ли, их в Луцке знаете?

Сухарь терпеливо выслушал и оправдался:

— В нашем деле лучше появляться не с той стороны, откуда ждут. Это, Василий Васильевич, я вспомнил предвоенное наставление Михаила Степановича Попереки, моего первого чекистского наставника.

— И он отзывался о вас уважительно,— ответил Киричук.

— А в Луцке я не был с довоенной поры. А как неприметно оказаться возле нужного объекта, сами знаете, дело не хитрое.

— Будем считать, что знакомство состоялось.— Василий Васильевич перевел разговор к делу: — Довезу вас до края лесочка у села Баева. А там уж сами добирайтесь к своему дядьке Мохнарыло. Он действительно ваш родственник?

— Никифор Лексеич-то? Брат матери, конюхом в колхозе. Его жена, тетка Ивга, меня одиннадцатилетним привезла к себе. Так что с радостью сейчас к ним,— не стал увлекаться подробностями Сухарь, спросил: — Как будем контакт держать? Это для меня поначалу очень важно. Может сложиться так, что сразу удастся установить связь с бандитами, выйти на них или они сами наткнутся на меня. Пару дней на обживание и, так сказать, естественное вхождение в роль. А там видно будет, когда в лес уйти.

— Связь для надежности предусмотрим личную. Контакт приказано держать только со мной и строго конспиративно. Встречи в полночь в дубках, что пониже мостка через речку, ежедневно.

Машина быстро шла под уклон, Киричук даже притормозил малость — вот-вот надо было сворачивать на полевую дорогу к лесу, за нешироким клином которого — место расставания.

— Почему вы с генералом решили усложнить ввод к оуновцам? — спросил вдруг Киричук.— Не проще ли и вернее было сразу отправиться к своему дальнему родичу леснику, ведь ваше, так сказать, бандитское прошлое, сотрудничество с абвером вроде бы солиднее всех дополнительных накруток и в проверке не нуждается.

— Потому и усложнили, что нуждается. Я воевал в рядах Красной Армии, был в плену, репатриирован американцами из лагеря перемещенных лиц. Затем около года проходил проверку, благо, служил и остался под своей фамилией. Наконец отпустили домой. А где мой дом? Ехать на Львовщину в Самбор и на кого-нибудь там напороться, чтоб старое мне вспомнили...

— Так налететь-то вам и здесь легко,— проверял и фактическую, и тональную верность легенды Киричук, признав при этом, что он и сам чисто воспринял предложенную игру.

— А что делать, когда меня к «своим» тянет. Не может быть, чтобы ни души не встретил.

Очень уж убедительно прозвучало в исполнении Сухаря «к „своим“ тянет». И Киричук не стал далее развивать этот разговор, решив, что опытнейший Поперека, знающий чувство меры в чекистских делах, зря усложнять не станет.