Мариан Белицкий - Бацилла № 0,78

- Разденьтесь, потом умойтесь, - сказал старик, показывая на большой таз и два ведра с водой.

Умываясь, человек заметил, что у него рассечен лоб и оцарапано лицо: лишь теперь он почувствовал жгучую боль. Старик проводил своего гостя в комнату, заставленную медицинским оборудованием.

- Вы доктор? - спросил беглец.

- Да. Садитесь, садитесь. Вот здесь… Так. Сейчас посмотрим, что с вами.

Он кусочками ваты и марли осторожно промыл рану на лбу.

- Ничего страшного. Только тут, - старик дотронулся до раны возле глаза, - придется наложить шов. Через неделю и следа не останется.

Человек хотел встать, но старик остановил его.

- Подождите, я еще посмотрю ногу. Вы ведь кажется хромали.

Прибывший вытянул вперед ногу и оперся на низкий столик.

- Наделал я вам хлопот, доктор!

- Ничего. Я уже привык к этому, - спокойно ответил старик. - А в общем если вы меня будете слушать и ляжете сейчас спать, то никаких хлопот не будет.

Доктор проводил пациента в соседнюю комнату. Усевшись на цыновку, беглец вдруг почувствовал страшную усталость. С радостью подумал он о том, что может, наконец, отдохнуть, - здесь были не враги, а друзья. Это он ощущал интуитивно, да и сами факты подтверждали мысль: о ловушке не могло быть и речи. До вечера он сможет выспаться и отдохнуть, а потом найдет того…

- Прошу! Вот вам чай, а здесь сушеная рыба и кусок хлеба. Увы - ничего больше в моем доме нет, - произнес доктор, входя в комнату.

Гость встал.

- Сидите, сидите! Вы не только мой пациент, но и гость. Ведь вас привезли сюда не только для лечения.

- То есть как это? - удивился прибывший.

- Косуке сказал мне, что вы должны побыть здесь несколько дней, пока шпики не перестанут вас искать. Ясно?

Гость задумался: «Так. Значит шофера зовут Косуке… А этот дом, видимо, явка партии, где в случае опасности укрывают преследуемых полицией… Так, так… Ну, что ж - это очень хорошо! Сама жизнь учит меня не отрываться от коллектива!…»

Приближался вечер. Полковник Кроссби длинными шагами мерял свой кабинет. Мягкий ковер заглушал тяжелые шаги. Казалось, что Кроссби ходит совсем бесшумно. Обитые войлоком и кожей двери, плотно закрытые окна, толстые стены здания не пропускали в комнату никаких посторонних звуков. В кабинете царила такая глухая тишина, что это начало раздражать полковника. Дойдя до письменного стола, он носком сапога отбросил конец ковра. Теперь Кроссби мог ходить от стола до противоположной стены прямо по полу, громко стуча ботинками.

Топот был приятен Кроссби и как-то отвлекал от размышлений. А мысли бродили в голове не очень-то веселые.

Уже в течение трех лет Кроссби был начальником управления МП. Такое назначение он получил от самого Макартура. Год тому назад добавилась еще одна очень важная функция - представительство в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности в Японии. Работа эта оказалась не из приятных, особенно в такой стране, как Япония. Здесь полковник до сих пор чувствовал себя неуверенно.

Перед войной Кроссби, еще будучи майором, занимался делами особой важности на Филиппинах. Это обходилось без особых хлопот: он был почти неограниченным властителем жизни и смерти тех людей, дела которых попадали в его «особое бюро». Там он мог делать все, что только вздумается. А здесь, в Японии, ситуация складывается очень, очень сложная. Полковнику частенько приходится ломать голову над тем, как поступить в том или другом случае, чтобы не попасть впросак. Времена резко изменились, и люди мало напоминают самих себя, какими они были перед войной. Да и не только в Японии! На Филиппинах теперь тоже бурлит и кипит, как в котле… Недавно один приятель писал оттуда, что однажды вынесли они смертный приговор нескольким «красным». Было это сделано очень быстро, поскольку те черти - подумать только! - договорились до решения… выбросить американцев с Филиппин!… И что же? Приговор не удалось привести в исполнение!… В знак протеста против приговора вспыхнула всеобщая забастовка. Да еще какая! Под самыми окнами Дворца Малаканан произошла такая демонстрация, что все американцы попрятались.

- Годдэм! - яростно выругался Кроссби. - Что только делается на свете!… И все из-за этих проклятых красных!

Полковник вернулся к мысли о Японии. Да, тут дела день ото дня становятся все сложнее и сложнее. Забастовки и демонстрации стали едва ли не повседневным явлением… В такой обстановке недостаточно быть только хорошим офицером, знающим свои обязанности и скрупулезно выполняющим приказы своих начальников. Нет, черт возьми! Здесь нужно еще быть и хорошим политиком!… А политиком Кроссби никогда не был. Одни - главным образом военные начальники - ставили это ему в заслугу; другие - и прежде всего сенатор Мэттьюс - считали недостатком… Вот и разберись тут!