Генрих Боровик: Момент истины

Несколько черных одинаковых лимузинов на большой скорости неслись по шоссе Гранд Сентрал, ведущему от аэропорта Кеннеди к Манхэттену. Впереди уже был виден растущий спичечный коробок здания Организации Объединенных Наций над Ист-ривер.

В салоне одной из машин Mopp наклонился к Махсвеллу:

— Я думаю, мы должны держаться одной линии, Гарри... Все герои. Одинаково.

Максвелл пожал плечами довольно равнодушно.

— Бери пример с Кларка. Он не сказал по радио ни одного плохого слова ни об одном из нас...

Максвелл молчал.

— Смотри, а то ведь заклюем, братец, героя-одиночку, заклюем...— И Mopp улыбнулся дружелюбно, показывая, что он, конечно, шутит...

В Совете Безопасности шло заседание. Перед микрофоном выступал делегат, возле которого стояла деревянная табличка с надписью: «Советский Союз».

— В заключение я хочу сказать вот о чем. Мир только что выкарабкался из тяжелого кризиса. Он продолжался всего два дня. Но это, как короткое замыкание в сплетении проводов,— от него мог вспыхнуть всеуничтожающий огонь. К счастью, на этот раз не вспыхнул. Но мир серьезно озабочен действиями тех сил в Америке, которые за спиной народа считают возможным идти на такие опасные, преступные международные авантюры. Наш мир — очень плотное сообщество. В нем давно уже нет далеких островов, на которых можно поиграть с огнем без риска вызвать мировой пожар. В мире нет чужих островов, нет чужих войн, как нет и не бывает чужого горя... Спасибо за внимание.

На лице оратора остановился крестик оптического прицела. Это Хольц из кабины фотокорреспондентов снимал заседание Совета.

— Мне чрезвычайно понравилась мысль советского делегата,— сказал в микрофон председатель Совета.— «В нашем мире нет чужих островов, чужих войн и чужого горя». Истинность этих слов доказали, кстати говоря, славные журналисты, честность и смелость которых помогли ликвидировать это короткое замыкание. Я еще раз хочу назвать их имена. Гарри Максвелл!..

Раздались аплодисменты. Гарри поднялся с места, и лицо его попало в крестик видоискателя Хольца. Щелкнул затвор камеры.

— ...Катлен Габю!

Она поднялась со своего места. Улыбнулась аплодисментам. В глазах ее стояли слезы.

— ...Эдвард Mopp!

Эдвард стоя поднял вверх переплетенные в благодарном пожатии руки, раскланялся.

— ...Джон Стэннард!

Стэннард поднялся, развел руками, отвечая на аплодисменты, сел.

— ...Артур Хольц!

Люди в зале крутили головами в поисках фото-корреспондента.

— Вон он, в кабине для фотографов,— подсказал председатель.

Хольц помахал оттуда рукой. Лицо, как всегда, оставалось невозмутимым.

— ...Ну и, конечно, Фрэдди Кларк. Великолепный человек, великолепный репортер. Трагически погибший Фрэдди Кларк. Одна из жертв кризиса, который удалось преодолеть...

Хольц навел крестик видоискателя на портрет Кларка, висевший на стене... Щелкнул затвором...

У дверей в зал, где проходило заседание, толпились дети. Обыкновенная ооновская экскурсия. Один из мальчишек дернул за косичку стоявшую перед ним девчонку. Та мгновенно обернулась и со счастливой улыбкой с размаху стукнула связкой книг другого мальчишку по голове...