Александр Макколл Смит - Отдел деликатных расследований [litres]

– И все же, – вступила в разговор Матильда, – это довольно эгоистично с его стороны, правда? Он же не обязан был туда ехать.

– Да, думаю, не обязан, – ответила Бим.

– А вы обсуждали это между собой? – спросила Сигне. – Он спрашивал: «Ты не против, если я уеду на Северный полюс?» Или еще как?

Подруги ждали ее ответа. Она взглянула на них. Может, просто им рассказать, и всё? Признаться, что никакого Сикстена никогда не существовало? Нет, она не может этого сделать. Вся эта идиотская история была уже практически позади; притворяться придется еще всего пару минут. И имя Сикстена больше никогда не будет упомянуто между ними. Она скажет, что для нее это слишком болезненно, и им придется с этим смириться.

– Да, мы об этом говорили, – сказала Бим. – Говорили часами. Он сказал, что для него это хорошая возможность набраться опыта в области полярной медицины. Как я понимаю, это совсем другое, чем обычная медицина.

Сигне кивнула.

– Да, я тоже так думаю. – Но тут ей пришла в голову новая мысль: – А как же учеба? Ты сказала, ему предлагали место на медицинском.

– Да, предлагали.

– И что, он отказался? – спросила Линнеа.

– Нет, поступит, когда вернется.

Линнеа ничего не могла понять.

– Но ты же сказала, что это будет только через год?

– Да, где-то так.

– Да уж, – поддержала ее Сигне. – Как это по-мужски.

И тут Матильда сказала:

– Мой дядя – климатолог. Он иногда ездит на эту исследовательскую станцию. Бывает, на несколько недель. Но не на год, конечно. Он, наверное, увидится там с Сикстеном.

На это замечание никто внимания не обратил – никто, кроме Бим. Услышав слова Матильды, она отвела взгляд. И почувствовала, что ее бросило в жар.

В конторе было тихо. Рапорт по делу Мальте Густафссона был уже написан, вычитан на предмет ошибок и отослан начальству, сидевшему двумя этажами выше.

Когда со всем этим было покончено, Ульфу практически нечем стало заняться – пока не поступило новое дело. Это могло случиться в тот же день, или на следующий, или даже на будущей неделе; Отдел деликатных расследований работал по запросам, а запросы эти поступали не слишком регулярно. Между двумя делами иногда проходило дней по десять, а это означало, что время для трех коллег из Пятого кабинета порой тянулось бесконечно.

– Странное это чувство, – заметил как-то Ульф во время одного из этих тусклых, сонных периодов. – Сидишь здесь и надеешься, что кто-нибудь где-нибудь совершит нечто эксцентричное.

Анна не замедлила с ним согласиться. У нее в ящике рабочего стола лежало вязание, и она могла бы, по крайней мере, занять руки, но Ульф предупредил ее, что, загляни к ним суперинтендант – а он имел обыкновение являться внезапно, – будет не слишком хорошо выглядеть, если один из сотрудников будет занят вязанием, а другой (а именно Эрик) изготовлением мормышек у себя на столе.

– Нужно, чтобы у нас был занятой вид, – сказал Ульф. – Даже если мы на самом деле ничем не заняты. Иначе нас могут ждать внезапные сокращения.

– Лично я, – сказал Эрик, поднимая руку, – буду счастлив остаться не удел.

– Тебе-то хорошо, – заметил Карл. – Но что я буду делать, если не нужно будет ходить на работу, просто не знаю.

Ульф и сам последовал своему совету. В папку для текущих запросов он вложил один из старых номеров «Северного искусства». Это значило, что он может сидеть за столом, читать о скандинавском искусстве, и никакой посетитель не заподозрит, что он занят отнюдь не работой.

Он пролистал журнал. Там была пара статей по искусству Гренландии, несколько рецензий на свежие издания, посвященные шведской и датской живописи, и аналитическая статья о связях отцов финской нации с искусством конца девятнадцатого – начала двадцатого века. Ульф изучил оглавление; содержимое журнала по большей части было ему знакомо – номер был трехгодичной давности, – но он обнаружил, что забыл практически все, что тогда читал. В этом-то и заключалась прелесть «Северного искусства»: он мог спокойно вернуться на несколько номеров назад и освежить в памяти мнения и факты, которые успел забыть. Вот выйду на пенсию, подумал он – хотя, конечно, пенсия была лишь отдаленной перспективой, – и буду читать «Северное искусство» сколько душе угодно, с ничуть не меньшим удовольствием, чем Эрик – рыбачить, когда выйдет на свою, гораздо более близкую, пенсию.

Ульф покосился в сторону Эрика, который, сидя за своим столом, с величайшей сосредоточенностью наматывал на крючок нитку. На кончике нитки трепыхалось крошечное, едва заметное перышко: ловкий фокус, этакое мошенничество в миниатюре. И зачем это, подумалось Ульфу, взрослому человеку – обманывать легковерных рыб? Гляди, рыбка, какая вкуснятина – о, нет! Там спрятан крючок! Глупая, глупая рыбка …