Александр Горский - Дело молодых

Упс… вот и все, отбегался. Темно почему-то. Темно и страшно. Хотя, чего теперь бояться, бояться надо раньше было, а сейчас уже все случилось. Да, похоже, в моей жизни больше уже ничего не случится. Как быстро все промелькнуло, ведь двадцать два года всего. Двадцать два… перебор.

Вернувшись домой после затянувшегося допроса, Фомин обошел разгромленную при обыске квартиру, небрежно смахнул на пол с дивана сложенные на нем оперативниками книги и уселся на освободившееся место. Взгляд его блуждал по комнате, никак не находя нужную вещь. Наконец он увидел ее. Модель танка лежала на полу, в углу комнаты, ее почти не было видно из-за наваленной сверху одежды, лишь болотного цвета дуло упрямо выглядывало из-под старой джинсовой куртки. Отшвырнув одежду в сторону, Игорь Андреевич поднял танк и поставил его обратно на полку.

Сочтя, что на сегодня с него хлопот достаточно, Фомин пошел на кухню. Достав из шкафа бутылку с водкой, Игорь Андреевич открыл ее, сделал большой глоток прямо из горлышка.

– Идиоты, – пробормотал он, ставя на стол рюмку, – сборище идиотов.

Фомин сделал еще глоток, и довольная улыбка появилась на его лице.

– Думали, меня так просто взять можно, голыми ручками. Придут, а у меня тут деньги по квартире штабелями разложены. А на всех еще надписи синим светятся. Взятка! Ну идиоты же!

Открыв холодильник, он достал лежащий в дверце лимон.

– Денежки-то уже тю-тю, в надежном месте денежки, – отрезав тонкий ломтик лимона, Игорь Андреевич закинул его в рот и тут же прищурился, – а скоро и я тю-тю. Прощай, немытая Россия!

Он вновь наполнил рюмку и вдруг замер, не в силах пошевелиться. Невидимая стальная игла вонзилась ему прямо в сердце. Через мгновение боль прошла, но пить уже не хотелось. Поставив рюмку на стол, Игорь Андреевич немного помассировал себе левую грудь и облегченно вздохнул.

– Так же нельзя пугать на ночь глядя!

Сердце проткнула новая игла, вдвое толще прежней. Ноги Фомина подкосились, и, коротко охнув, он повалился на пол, неловко ударившись головой сначала о край мраморной столешницы, а уже затем только об пол. Последней мыслью Игоря Андреевича перед тем, как потерять сознание, было: «Теперь же все деньги швейцарцам достанутся. Какое бы дерьмо ни случилось, деньги всегда им достаются. Несправедливо…» Потом в глазах его потемнело, и из темноты кто-то, дурно пахнущий горелой резиной, произнес хорошо знакомым Риткиным голосом:

– Ну наконец-то, а мы здесь тебя уже заждались.

Утро понедельника не предвещало Валееву ничего хорошего. Он и так уже почти опаздывал, поэтому, когда увидел массивную фигуру Мясоедова на крыльце УВД, особой радости не почувствовал. В отличие от него майор, напротив, прямо-таки лучился энергией и хорошим настроением.

– Лейтенант, – лицо Мясоедова расплылось в широкой улыбке, – лейтеха! Рад тебя видеть.

Жора дружески хлопнул Валеева по плечу, отчего Владимир болезненно поморщился.

– Поехали, лейтенант, покатаемся. – Мясоедов обнял ничего не понимающего опера и буквально потащил его за собой к машине.

– Куда поедем? У нас оперативка через две минуты. – Владимир с трудом вырвался из крепких объятий майора.

– Поехали, говорю, – Жора демонстративно отодвинул в сторону полу пиджака так, чтобы было видно торчащую из кобуры рукоятку пистолета, – твое начальство в курсе. Сказало, что будет скучать, но как-нибудь переживет твое отсутствие.

В машине они ехали молча. Владимир счел за лучшее не задавать преждевременных вопросов, а Мясоедов явно не горел желанием что-либо объяснять. Сделав радио погромче, он иногда подпевал, если звучавшая песня ему особенно нравилась, а в остальное время просто постукивал по рулю в такт музыке.

К удивлению Валеева, автомобиль заехал на парковку и остановился возле какого-то спортивного комплекса, в остекленном фасаде которого отражалось огромным багровым пятном невысокое утреннее солнце. Не говоря ни слова, Мясоедов заглушил двигатель и вышел из машины. Лейтенанту ничего не оставалось, как последовать его примеру.

– Иди за мной, – буркнул Жора и, не дожидаясь ответа, широким шагом направился к центральному входу. Пройдя внутрь через автоматические раздвижные двери, они пересекли просторный, отделанный светлым керамогранитом холл и двинулись по длинному коридору, в котором, очевидно по соображениям экономии, горели только две тусклые лампы. Дойдя почти до конца, Мясоедов толкнул одну из дверей и немного посторонился, пропуская Валеева вперед.