Анатолий Баюканский - Черный передел. Книга I

«Балочка» – так местные называли рынок, что возникал каждое воскресенье на окраине Старого парка. Рынок пользовался популярностью у горожан, особенно у молодежи. Там можно было купить за бешеные деньги престижные заграничные шмотки. Местные барыги канючили вечерами тряпки у французов и японцев, которые возводили прокатный стан, а затем перепродавали вещи на рынке.

Юлька, длинноногая, фасонистая, превосходно ориентировалась в лабиринтах «балочки», смело шла на контакты с бородачами в темных очках, лихо торговалась с модно одетыми дамами. Откровенный восторг загорался в ее глазах при виде заграничного тряпья. А у него вдруг зарябило в глазах, закололо в висках. После госпиталя не мог долго находиться в толпе, земля уходила из-под ног. Прислонился, помнится, затылком к забору, прикрыл глаза. А когда открыл, Юльки уже не было, умчалась дальше одна. Ему совсем не ко времени и не к месту вспомнилась исколотая душманскими кинжалами девчушка лет семи. Нашел ее после боя в развалинах глиняного дувала, вынес на свет. Какая связь была между «балочной», заграничными шмотками и девчушкой, спасенной в Афганистане, Игорь не понимал, но связь несомненно существовала. Не дождавшись Юльки, он повернулся и ушел домой. Сейчас сидел и казнил себя: «Лечиться мне нужно, а не с девчонками любовь крутить». Думал над извечным вопросом влюбленных: «Идти ли с повинной, выдержать ли характер?»

Услышав звонок, Игорь обрадовался: «Пришла!» Поспешил к двери. Распахнул ее и… вместо Юльки увидел на пороге сумрачного вида парня, рост под метр девяносто, лицо в крупных бляшках ожогов, кожа багровая, местами стянута, словно собранная в гармошку.

– Ты Игорь Русич?

– Допустим, а что дальше?

– Может, впустишь в квартиру?

Игорь, приглядевшись к парню, догадался, откуда мог явиться к нему посланец с обезображенным лицом, нагляделся на таких в ташкентском госпитале. Обгорелыми, в основном, были шоферы и водители бронетранспортеров в Афганистане.

– Видел грозу над Гиндукушем? – спросил незваный гость.

– Что? Что? Какую грозу? – Игорю послышалось что-то очень знакомое в этой фразе. И вдруг вспомнил: в госпитале раненые ребята перед выпиской наставляли его: «"Гроза над Гиндукушем" – наш пароль. Человек, назвавший пароль, – твой брат». В ту пору он не придал значения этим разговорам.

– Ты, наверное, и отзыв забыл? – улыбнулся незнакомец. – Напомню: «Контра не пройдет!». Я войду, наконец, в квартиру?

– Заходи, пожалуйста. Будь как дома. Погоди, я мигом поесть соображу. – Игорь поспешил на кухню, завозился в холодильнике. Невольно вспомнились неписаные законы «афганов»: встретив брата на «гражданке», накорми, напои, спать уложи, лишь после этого спрашивай, с какой целью пришел.

Честно говоря, когда в госпитале посвящали его в «кодекс чести», горько усмехнулся: «В детство впали, ребята. Ваше братство на „гражданке“ полетит кувырком, забудутся горечи, каждый будет сам по себе». Как он ошибся!

Нежданный гость обладал завидным аппетитом. Опустошив все, что было на столе, вытер рот носовым платком, по-хозяйски пересел на диван, вытянув длинные ноги.

– Дома еще кто есть?

– Нет. А ты… может, соснешь часок? Ложись на диване. Вижу, устал с дороги.

– Да, придавить бы минут пятьсот не мешало, жаль, времени в обрез.

– Как звать тебя?

– Павел. Павел Прокудин. – Гость приподнялся, протянул руку Игорю. Потом потер лоб, будто вспоминая что-то забытое. – Давай-ка, брат, кратко опиши, как живешь, в чем нужду терпишь. Есть ли обиды. Выкладывай все, как на духу. – Павел положил перед собой блокнот, карандаш.

– Ты, кажись, не поп, я не на исповеди, – огрызнулся Игорь. – С какой стати должен рассказывать о себе первому встречному? Спрячь блокнот.

– Передо мной-то, пожалуйста, не выламывайся, – усмехнулся Павел, – сам такой. Изучил я вас, братцы-кролики, все в суперменах себя мните. Приехал к одному, он лежит в постели, как бревно, парализация позвоночника. Спрашиваю: «Как житуха, брат?» А он в ответ: «О'кей! Лучше не бывает». Оказалось, озверел он от обиды. Чинуши квартиру ему сменить отказались, вместо пятого этажа просил дать первый. Соседи по воскресеньям выносили парня на руках во двор, подышать свежим воздухом.

– Ну, и ты…

– Пошел в комитет комсомола завода, а там шпендик деловой в руководителях. Сам с ноготок, а стол метра три. Я ему про инвалида, а он мне про то, что на учете в его ведомстве – девятьсот комсомольцев. Я плюнул, пошел в сборочный цех. Во время обеденного перерыва в столовой рассказал ребятам про Васильчикова. Что тут поднялось! Ну, через пару дней ребята привели секретаря ко мне в гостиницу, извиняться. Квартиру мигом поменяли, соорудили специальный съезд, по которому коляску легко можно было скатывать во двор.