Эдуард Тополь - Красная площадь

– Документы мне не несите! В документы заворачивать не буду! Мне Генеральный запретил заворачивать в ваши документы!

– Да это из архива, старые бумаги! – уговаривали ее.

– Я не знаю – из архива или не из архива! Мне их читать некогда! Кулебякин прошлый раз колбасу завернул в секретные бумаги, а мне выговор объявили! У кого нет своей бумаги, в очередь не вставайте, не отпущу! Уже газету не могут выйти купить, обленились!

Я сидел в стороне, ел яичницу с колбасой, ожидая, когда подойдет моя очередь, и прикидывая, что взять: только судака на сегодняшний ужин с Ниночкой или взять уж полный набор – и щуку, и нататению. Из щуки можно сварганить уху. Только я-то уху не умею готовить, а вот умеет ли Ниночка?

Честно говоря, мне уже давно надо было пойти к Каракозу и Генеральному прокурору, доложить о приезде и принять дело по расследованию обстоятельств смерти Мигуна. Но это означало допросы Суслова, Андропова, Цинева – страшно подумать, а не только начать. Вот я и тянул, откладывал, вяло жевал яичницу, отвлекая себя воспоминаниями о Руденко и прочей ерундой. Никакой рыбы мне не хотелось, и все удовольствия с Ниночкой отошли в прошлое. Пойти бы сейчас напиться вдрызг, набуянить в ресторане, чтоб меня за аморалку просто выгнали из Прокуратуры…

Но в эту минуту в столовую вбежал Герман Каракоз. Видимо, кто-то успел стукнуть ему, что я здесь.

– Нет, ты смотри! – сказал он возмущенно. – Мы с Генеральным тебя уже час ждем, а ты тут яичницу жрешь! Пошли!

– У меня очередь за рыбой подходит, Герман.

– Переживешь, пошли!

– Никуда я не пойду! – заартачился я. – У меня дома пустой холодильник, я только приехал.

Действительно, пошли они на фиг с их вечной спешкой выслужиться перед начальством!

Каракоз понял, что без рыбы я из буфета не уйду. Он повернулся к буфетчице, сказал громко:

– Лена, оставь Шамраеву рыбу, полный набор. И мне заодно пару судаков.

– Хорошо, Герман Михайлович… – Буфетчица лебезила перед начальником Следственной части Прокуратуры Союза Германом Каракозом больше, чем даже перед Генеральным прокурором, поскольку Каракоз курирует ГУБХСС – самую страшную организацию для ресторанов, столовых и буфетов.

Мы с Каракозом поднялись лифтом на третий этаж, в кабинет Генерального. По дороге я ему скупо рассказал об инциденте в клубе имени Дзержинского. О том, что Пирожков, Андропов и Савинкин не разрешили мне осмотреть тело Мигуна.

– Ну так сделаешь эксгумацию, ерунда! – живо сказал он. – Пока ты ел свою яичницу, из КГБ пришли все документы, и я уже набросал постановление о возбуждении уголовного дела. Как только Генеральный подпишет – у тебя все права, делай что хочешь.

Для Каракоза вообще нигде и ни в чем не было проблем. Среднего роста, циничный, живой, веселый, полноватый, с темными блестящими армянскими глазами, всегда в новеньком генеральском мундире, сшитом из купленной в валютном магазине «Березка» тонкой английской шерсти, всегда в свежих модных рубашках и не по форме стильных французских галстуках, 45-летний Каракоз охоч до хорошеньких женщин и мужских застолий в загородных ресторанах, которые теперь называются новым словечком «поляны». Лет восемь назад он женился на племяннице Устинова, министра обороны СССР, и быстренько сделал стремительную карьеру от следователя городской прокуратуры до начальника Следственной части Прокуратуры СССР, на голову обогнав своих институтских сокурсников.

Миновав отделанную карельской березой приемную, где дежурили два новых помощника Генерального, мы вошли в кабинет Рекункова. Генеральный сидел за просторным письменным столом. Слева, на отдельном столике, – четыре телефона, в том числе два красных: «вертушка» – общесоюзный правительственной телефонной связи, и «кремлевка» – прямая связь с Политбюро. За широкими чистыми окнами, выходящими на Советскую площадь и памятник Юрию Долгорукому, основателю Москвы, по-прежнему шел занудный снег, отчего Москва даже в третьем часу дня была сумеречной, вечерней, и Генеральному пришлось включить в кабинете свет. Седой в свои 58 лет, высокий, но сутулый из-за былой многолетней необходимости второго лица склоняться перед начальством, Александр Михайлович Рекунков просматривал документы в лежащей перед ним на столе папке с грифом «КГБ СССР».

Я поздоровался. Он встал с кресла и протянул мне через стол сухую, жесткую руку, сказав бесцветно:

– Здравствуйте, садитесь.

Однако Герман живо сломал эту суконную официальность.