Чингиз Абдуллаев: Тождественность любви и ненависти

Через несколько лет состояние грузинско-российского миллионера оценивалось уже в двести пятьдесят миллионов долларов. К тому времени ему поступило предложение о продаже земли, которую оценивали в баснословную сумму в пятьдесят миллионов долларов. На переговоры прилетел Самойлов. Оформление покупки завершили в прошлом году и Чхеидзе стал богаче еще на пятьдесят миллионов. Все эти годы он жил в своем швейцарском замке, под Цюрихом или в Лос-Анджелесе, где он купил небольшой дом. Через знакомых режиссеров и актеров, переехавших на Запад, он познакомился с известными продюсерами, вложил деньги в производство нескольких голливудских картин и завел очень приятные знакомства с некоторыми топ-моделями и актрисами. Среди фильмов, в которые он вложил свои деньги, три просто оказались убыточными, принося минус в шестьдесят миллионов долларов, зато четвертая картина не только окупила все предыдущие, но и принесла прибыль. Одним словом, Давид Георгиевич Чхеидзе был относительно молодым, очень богатым, симпатичным мужчиной без комплексов, холостым, считавшимся завидным женихом, известным бизнесменом, имевшим репутацию «счастливчика» сумевшего правильно устроиться в жизни. В сорок пять лет он решил прилететь в Москву после двенадцатилетнего перерыва и вложить часть своих денег в расширяющийся строительный бизнес.

К этому времени Чхеидзе уже имел гражданство Германии и два вида на жительство – в Швейцарии и в США. К тому же он прекрасно владел не только грузинским и русским, но и сумел выучить немецкий и английский языки. Он еще раз посмотрел на новые здания, видневшиеся по пути следования, и усмехнулся.

– Москва сильно изменилась, – сказал он Самойлову.

– Вы даже не можете себе представить, как сильно, – восторженно воскликнул Альберт Аркадьевич, – завтра поедем осматривать город, и вы его не узнаете. Сколько лет вы не были в Москве? Пять или шесть?

– Двенадцать.

– Тогда тем более не узнаете, – заявил Самойлов, – ни в одной крупной столице мира не произошло столько изменений за последние двенадцать лет, как в Москве. Даже в Пекине все немного иначе.

– Не знаю, – вежливо ответил Давид Георгиевич, – я в Китае не был. Но судя по всему, вы правы.

– Вы все сами увидите, – кивнул Самойлов, – вы ведь жили в Москве? Вы здесь родились?

– Нет. Я родился в Тбилиси. А сюда приехал в семьдесят девятом, когда поступал в институт. Вернее, поступал я в Грузии, тогда республикам давали специальные места для национальных кадров. И на такое место в МВТУ я и поступил. У нас в Тбилиси все хотели поступать либо в МГУ, либо в МИМО. А мне больше нравились математика и физика. Я никогда не был гуманитарием. Все хотели быть либо юристами, либо дипломатами.

– И потом вы остались в Москве?

– Не совсем. По распределению я попал в Новосибирск и там работал несколько лет, до восемьдесят восьмого. А потом снова вернулся в Москву, как раз в один научно-исследовательский институт. Тогда, в восемьдесят восьмом, меня сразу избрали заместителем секретаря комитета комсомола и мы создали молодежное объединение. Нам тогда выделили пустующие помещения бесплатно. Мы продавали привезенные компьютеры. Я вам никогда об этом не рассказывал. Сейчас об этом даже смешно вспоминать...

– Почему смешно? – возразил Самойлов. – Самый богатый российский миллиардер Абрамович начинал в это время с продажи резиновых игрушек. И где он сейчас?

– Значит мне повезло меньше, – улыбнулся Чхеидзе, – потом был общий развал и общий бардак. Институт закрыли, наш старый директор получил инфаркт, не выдержав прелестей «перестройки», а мы на правах кооператива, существовавшего в самом институте, приватизировали сначала свое здание, а затем и все остальные помещения института. В девяносто втором институт приказал долго жить. Его просто закрыли. И мы с моим другом Саркисом Петросяном, который был заместителем директора по хозяйственной части, приватизировали здание института и его землю. Между прочим, мы выплатили тогда всем сотрудникам института, даже вахтерам, их зарплату за два года вперед. Я думаю, так поступали не все. Вернее, так никто не поступал.

– Эта та самая земля, которую мы потом у вас купили? – понял Самойлов.

– Да. Я ее не стал продавать, когда уезжал отсюда в девяносто пятом. Решил немного подождать. Она тогда практически ничего не стоила.

– Очень верное решение. Вы тогда были единственным владельцем?

– Сначала мы приватизировали здания и получили землю вместе с Петросяном.