Чингиз Абдуллаев - Мудрость палача

– И вы считаете, что причина только в этом?

– Нет! – Потапов повернулся и пошел к своему креслу. Сел. И не глядя на Машкова и Дронго, признался. – Он звонил руководителю аппарата Президента. Тот попросил директора приехать к нему с пленкой. Сейчас он уже едет в Кремль. Мне дано указание объяснить вам, что пленка была изъята незаконно и что дело закрыто.

– Но вы же знаете, кто был собеседником Лосякина, – сказал Дронго. – Неужели вы ничего не предпримете? Даже располагая такими доказательствами?

– Что вы от меня хотите? – вздохнул Потапов. – Я военный человек и обязан выполнять приказ.

– В прошлом году, когда я расследовал убийство известного тележурналиста, вы говорили мне примерно те же слова, – напомнил Дронго, – тогда я принес вам доказательства вины конкретных людей, но вы не захотели мне поверить. Сейчас в вашем распоряжении пленка, на которой конкретные люди договариваются об устранении одного из самых видных политиков в стране. И вы снова хотите сделать вид, что ничего особенного не происходит. Вам не кажется, что это превращается у вас в дурную привычку?

– Перестаньте, – прервал его Потапов, – вы все прекрасно понимаете. Нельзя перед выборами устраивать в стране такой балаган. Нельзя подставлять всю нашу организацию из-за предательства одного человека. Нельзя ставить под удар стабильность в стране из-за одного человека.

– А закон? – напомнил Дронго. – Или его мы не принимаем в расчет?

– Когда вы проникли в квартиру Лосякина, вы тоже не думали о законе, – пробормотал генерал.

– Согласен, – кивнул Дронго, – посадите меня в тюрьму за то, что я влез в чужую квартиру. Но в таком случае будьте последовательными до конца. Посадите в тюрьму и того человека, который дал задание Лосякину найти наемного убийцу.

– Хватит, – отмахнулся Потапов, – в нашей организации приказы не обсуждают.

– Вы разрешите мне подать рапорт на ваше имя? – спросил вдруг молчавший до сих пор Машков.

– Какой рапорт? – не понял генерал.

– На увольнение, – пояснил Машков, – я прошу меня уволить. В этом случае я смогу обнародовать эту пленку и сделать так, как мне велит моя совесть.

– Не разрешаю, – ответил Потапов. – Поймите, что все гораздо серьезнее. И вам сейчас нужно думать о завтрашнем футбольном матче, чтобы предотвратить возможное убийство.

– Потрясающая ситуация, – пробормотал Дронго, – мы знаем, кто убийца, знаем, кто его нанял, знаем, через кого это было сделано. И никого не можем арестовать, не можем даже предъявить обвинение главному заказчику готовящегося преступления. И вы думаете, что это правильно?

– Я не думаю, я выполняю приказы, – Потапов сжал руку в кулак. – Спасибо вам за все, что вы сделали. Спасибо вам за вашу помощь. Если завтра вы захотите нам помочь, мы не станем возражать, но про пленку забудьте. Это все, что я могу вам сказать. А вы, Машков, забудьте про свой рапорт. Я нас не институт благородных девиц, и вы не Дон Кихот. Завтра днем мы все должны быть на матче, чтобы обеспечить безопасность всех чиновников, которые будут находиться в правительственной ложе. По нашим данным, кроме московского руководства там будут еще Премьер-министр и спикеры парламента.

– Мне можно уйти? – спросил Дронго.

– Вы поняли, о чем я вас попросил? – спросил Потапов.

– Я понял все, – Дронго вышел из кабинета. Он еще минут двадцать прождал в приемной, пока оттуда не вышел Машков. Он был бледнее обычного.

– Что-то случилось? – понял Дронго.

– Ничего, – пожал плечами Машков, – генерал объяснял мне политическую ситуацию в стране. Он искренне считает, что если эта пленка, не дай Бог, попадет в газеты, добром это не кончится. Где твоя копия?

– Ты сказал ему о копии?

– Нет. Но я прошу тебя отдать мне ее. Конечно, если ты мне доверяешь. Обещаю тебе, что я сохраню ее.

Дронго достал из кармана вторую кассету. И молча, ничего не сказав, протянул ее Машкову. Тот так же молча взял кассету и положил ее в карман. И после этого только благодарно кивнул головой.

Когда в Москве играет «Спартак», это не просто футбол. Это нечто гораздо большее, чем игра. «Спартак» – последняя надежда не утратить полностью самоуважения, последняя ставка, которую делает проигравший игрок, последний шанс отчаявшегося человека. Все знают, что команда может сыграть несколько безликих матчей, а затем сотворить чудо, в которое невозможно поверить. «Спартак» – это эмоции, помноженные на кураж, минус жизненные невзгоды и унижения. Именно поэтому к стадиону за несколько часов до начала игры уже потянулись болельщики, знавшие, каким важным будет сегодняшний матч между двумя московскими командами.