Элберт Карр - Вашингтонское убийство

Она медленно наклонила голову в знак согласия.

— А он ничего не говорил про эту царапину на руке?

— Нет, в тот момент ничего. Потом пришла Этель, и я ей все рассказал. Она забеспокоилась. Говорит, как бы Том не простудился насмерть — ведь он столько времени пролежал на сырой земле,— и чтобы я непременно сегодня же зашел его проведать. Я в тот день играл в гольф в «Горящем пне», а обратно поехал через Джорджтаун и зашел к вам. Открыла ваша горничная и говорит, что мистер Бэртон плохо себя чувствует и никого не велел принимать, но я все-таки поднялся к нему наверх и вижу, он лежит пластом и у него явно жар. Он сказал, что шея уже совсем не сгибается, что до сих пор ему не хотелось звать врача, но, пожалуй, надо бы.

— Ну, а что же насчет царапины на руке?

— Вот-вот, я как раз к этому подхожу. Я заметил, что он все время трогает правую руку, посмотрел и вижу: повыше запястья глубокая царапина, а кругом покраснело и распухло. Он мне сказал, что утром промыл ее, но толку никакого.— Тут Чивер шумно вздохнул, словно показывая, что его утомило столь длительное напряжение памяти.— И тогда до меня дошло: ведь те же симптомы были у нашего садовника, когда тот заболел столбняком: жар, шея не гнется, кожа вокруг царапины воспалена. И я не стал терять времени. Мне было известно, что Том и Фред друг друга недолюбливают, так что я спросил, не вызвать ли мне его постоянного врача, а он говорит — никакого врача у него нет, он уже сколько лет докторам не показывался, и чтобы я вызвал Фреда. Даже пытался пошутить: мол, Фред наблюдал его с первой минуты и было бы глупо менять врача в самый интересный момент. Мне это запомнилось, потому что он засмеялся, но лицо у него сразу же искривилось, и он сказал, что ему больно смеяться. В общем, Фред тут же приехал, ввел ему сыворотку и дал снотворное. Сказал, что положение очень серьезное, и несколько дней, пока Том не выкарабкается, у его постели должны круглосуточно дежурить сиделки. Он позвонил к себе в больницу...

— Минуточку, Джерри, извини. Когда Фред вводил сыворотку, он верил, что это спасет Тома?

— А как же! Полагаю, что верил. Правда, насколько я могу припомнить, он этого не говорил, но уж, конечно, мы никак не думали, что Том умрет. А куда ты, собственно, клонишь?

— Просто хочу представить себе всю картину. Ладно, дальше, Джерри.

— Ну так вот. Как я уже сказал, Фред позвонил к себе в больницу, чтобы раздобыть для Тома сиделку. Но в субботний вечер это было решительно невозможно. Я позвонил Керку — думал, может, ему удастся кого-нибудь разыскать через государственный департамент. Он тут же примчался, но найти никого не сумел. Тогда я связался с Этель, спросил, нет ли у нее кого-нибудь на примете. Она сказала, что нет, но что она придет сама и побудет с Томом, покуда Фред не найдет сиделку. Ты ведь знаешь, во время войны она добровольно работала в госпитале.

— И когда же явилась сиделка? — спросила Сара.

— В воскресенье утром. А вечером она вызвала Фреда. В понедельник утром Фред позвонил нам и сообщил, что состояние Тома очень его беспокоит. Сыворотка, видимо, не подействовала. Так что Фред ввел ее вторично — сделал люмбальную пункцию, так это у них называется. К этому средству прибегают лишь в самых крайних случаях. Я сразу же поехал к Тому. Керк был уже там. Послушай, ты и в самом деле считаешь, что тебе надо знать все эти подробности?

— Да. Решительно все.

— Что ж, будь по-твоему. Все у него одеревенело, он не мог раскрыть рта, малейшее движение причиняло ему невыносимую боль. Чтобы снять боль, ему впрыснули изрядную дозу морфия. Но больше всего меня потрясла его жуткая ухмылка, словно он нехотя улыбался какой-то скверной шутке.

— Да, знаю,— ровным голосом проговорила Сара.— Это называется «risus sardonicus» [5] Сардонический смех (лат.), характерный симптом столбняка (прим. перев.). . — И, заметив, что Чивер удивленно вскинул брови, добавила:— Я много прочитала о столбняке.

— Значит, тебе известно, как это бывает,— сказал Чивер.— Страшные судороги и все прочее. Фред говорил: ему первый раз в жизни пришлось столкнуться с такой острой формой. Есть Том не мог, поворачивать его они боялись, поэтому вводили глюкозу внутривенно. Но ничего не помогло. Это была его последняя ночь. В понедельник под утро он скончался.

Сара сидела неподвижно, смотрела в окно и слушала доносившееся из сада пение. Песня была странная, незнакомая, гитара звенела все громче, и ее стонущие, исступленные звуки вызывали у Сары в памяти джунгли Амазонки.