Пьер Дэкс - Убийца нужен…

Мирейль, Дора, Лиз. Он спал со всеми тремя, а сейчас они все здесь, вместе с этим болваном, который его ненавидит. И за что только, бог мой? За беды своей мачехи или горькие минуты сестры? Каменный человек. Придумают же такую чепуху…

Теперь чугунные спирали лестницы вращались вместе с танцующими. Даниель выпил еще. Нужно выключить память. Чугунные спирали смыкались вокруг него, он чувствовал себя мишенью, висящей в тире. Ударить кого-нибудь?.. Утро, когда он выходил из тюрьмы, возникло перед ним ярко и грубо, как плохо снятый цветной фильм. Напрасно он так торопился тогда, напрасно не рассмотрел получше тот лес, и маленькую деревушку, и лицо аббата. Он был неплохой малый, этот аббат. Глуповат, конечно, но по крайней мере не мерзавец. А солнце светило на антикоммунистические листовки, расклеенные по городу…

Надо переждать, убедить себя, что между весной сорок четвертого года и этой весной ничего особенного не произошло. Нет, был Бебе. Этот подлец обошел, обманул его, выжал, как лимон, и выбросил на асфальт. И ради него он убил Джо! Конечно, Джо стоил недорого, но все же… Джо, Бебе, Мун, Дора, Лэнгар. И эти глупые щенки, Максим и Лиз. Лиз причинила ему боль. Это она привела ту очкастую сволочь. Жаль, что он не смог расправиться с ней как следует. Все сложилось крайне неудачно — статья в «Юманите», арест. А теперь он должен сидеть тихо, ждать, чтобы о нем забыли. Но так было раньше, до падения Дьен-Бьен-Фу! Теперь — другое дело. Не следует обращать внимание на этого Франсиса. Он ранен, еле жив, что с него взять…

Надо пересидеть, дождаться своего часа. Он придет, этот час, о котором он так мечтал, прежде чем очутиться в этом поганом кабаке. Только бы переждать. Конечно, хорошо бы разбить морду этому болвану, чтобы научить его вежливости. Нет, нельзя, надо терпеть.

Даниель опять посмотрел на изогнутые прутья решетки. Он встал и пошатнулся. Лиз с торжествующим видом шла вместе с Франсисом к столу. Даниелю хотелось пить. Он наклонился, чтобы поймать бутылку за горлышко, но все предметы закружились в вальсе. Мирейль тоже качалась с тяжеловесной грацией коровы.

И все остальные, вместо того чтобы смирно усесться по местам, издевательски гарцевали вокруг него. Нет, надо показать им, что так его не возьмешь. Почему Рита сказала, что ей необходимо лечь спать пораньше? Она сказала: «Я должна догнать эскадру…» Какую, к черту, эскадру, спросил он и вообще что за дурацкий разговор? Он никак не мог вспомнить, болела голова. Впрочем, да, американцы в Каннах. А почему американцы оказались в Каннах? Не надо было отпускать Риту. Она американская шлюха, но при чем тут эскадра? Канны — не порт. И войны сейчас нет. Давным-давно война кончилась. Пускай они празднуют День Победы, эти дураки. Но как они смеют? Неужели они не понимают, что проиграли войну? Проиграли в ту минуту, когда американцы перешли на сторону противника? Что ж тут праздновать? Он хотел крикнуть: «Еще бутылку!» — потому что горло совсем пересохло, но голос его словно ударился о стену, обитую ватой.

— Гарсон, еще бутылку!

Теперь он услышал себя. К их столику поворачивались любопытные лица. Мирейль испуганно таращила глаза. Ха-ха-ха, она боится, что придется раскошеливаться. Скряга! Она всегда была скрягой. Он ненавидел ее. Грим потек от жары, краски смешались, погибло произведение искусства, созданное, чтобы пленить Даниеля! Темно-синее платье в темных пятнах пота, она вся мокрая. Здесь хозяин он, Даниель! Надо бы надавать ей пощечин, а потом отлупить эту маленькую стерву Лиз… Отделать ее на совесть, как старуху Метивье. Она тоже вела себя нахально, эта тетка с головой злого попугая. Теперь она ходит на костылях. Она тоже будет праздновать Победу, эта Метивье? Ее повезут на тележке через площадь Согласия. Вот когда она будет неплохо выглядеть! Да, все они должны ползать у него в ногах.

Лиз собралась было опять увести Франсиса на танцевальную площадку. Состояние Даниеля ей не нравилось. Но она опоздала: на эстраде появилась девица, объявили номер «стрип-тиза». [10] «Стрип-тиз»— одна из самых вульгарных разновидностей американской эстрады. По ходу исполнения песенки певица раздевается.

— Совсем как у нас в Ханое! — проворчал Франсис.

— Лиз, ты бы вышла пока! — резко сказала мадам Рувэйр. — Ведь у тебя траур.

— По ком, мама? По Максиму, или по Дьен-Бьен-Фу?

— Перестаньте сейчас же говорить о трауре! — загремел Франсис.

Вокруг них дарило молчание разгоряченной, жадно дышащей толпы. Девица постепенно разоблачалась.