— Ты права, Лиз. По совести говоря, я просто боюсь нормальной жизни, которой живут все люди. Боюсь оказаться ни к чему не пригодным неудачником.
Лиз вывела его на террасу, и взгляд Франсиса невдруг упал на наскоро сколоченные бараки, стоявшие в соседнем сквере.
— А это еще что такое?
— Какая-то американская чепуха, — сказала Лиз.
— Поехали в кабак! — проворчал Франсис. — Поехали в эту самую «Шлюпку». И прямиком!
После свежего вечернего воздуха на лестнице было нечем дышать. Они погрузились в пряную духоту вспотевших, сильно надушенных тел. В спертом воздухе носились и смешивались десятки острых, одурманивающих запахов. Толпились фраки, смокинги, вечерние платья. Широкие вырезы открывали плечи, чаще немолодые и поблекшие. Юноши были одеты с подчеркнутой экстравагантностью — в длинные пиджаки зеленых, лиловатых, бежевых тонов или в замшевые разноцветные куртки. Они делали вид, что не замечают потертой формы Франсиса, а иные гримасами или короткими жестами выражали свое неудовольствие. Толстый, краснорожий субъект метнулся в сторону от Франсиса. Возможно, он просто хотел дать ему дорогу, но лицо его было испуганным. Франсис двинулся вперед, увлекая за собой Лиз, и сказал громко:
— У меня нет вшей.
Лиз робко улыбнулась. В пестрой толпе она чувствовала себя смущенно, так как считала, что ее простое черное платьице должно здесь казаться очень провинциальным.
— Я для них слишком грязный! — грубо сказал Франсис. — Но деньги они возьмут и у грязного, это их не тревожит…
Люди вокруг них замолкли. Никто ничего не сказал, но и без слов было ясно, что они думают. Внезапно Лиз почувствовала, как мало трогает ее мнение этого сборища.
Толстый тип рядом с ней встал на цыпочки, чтобы увидеть, что произошло, почему образовалась толкучка. Сзади пронзительный женский голос говорил:
— К счастью, день национального траура объявлен не на сегодня, а на завтра… Завтра приезжает Леон…
Понятно. Верная супруга планировала свои маленькие развлечения до возвращения Леона. Завтра день национального траура. Хорошо хоть, Франсис не слышал. Толстяк вздрагивал всем телом от тщетных усилий стать выше ростом. Лиз скользнула вправо и ухватилась за здоровую руку брата. Им удалось продвинуться вперед, и глаза Лиз широко раскрылись. Она привыкла к ночным кабакам Сен-Жермен-де-Пре, а здесь все было иначе. Какая-то выставка раскормленных буржуа. Ей даже почудился трупный запах. В неоновом свете лицо Франсиса казалось бескровным, оно дергалось от нетерпения. Толстый сосед весь налился кровью. «Пляска смерти», — подумала Лиз.
— Зачем пришли сюда эти люди? — тихо спросила она у Франсиса. — Пожалуй, скелеты — и те выглядели бы опрятнее…
Франсис пожал плечами. Оркестр умолк, и вереница пришедших двинулась вперед. Перед Лиз открылась площадка для танцев. Она увидела Даниеля. Грубо обнимая высокую женщину в сером узком костюме, он подталкивал ее к столику. Женщина была вульгарна, с коротко подстриженными, как у Одри Хепбэрн, каштановыми волосами. Она вызывающе вертела бедрами. На мгновение Лиз обрадовалась: такую можно презирать с полным основанием. Но тут же устыдилась своей мысли и украдкой указала Франсису на Даниеля. Франсис посмотрел на него долгим взглядом и ничего не сказал. В ту же минуту Лиз увидела мать. Мирейль одиноко сидела за столиком, не отрывая глаз от Даниеля и его партнерши. Лиз чуть не фыркнула: на матери было темно-синее платье из матовой, легкой материи, напоминающей крепдешин. На оголенные плечи наброшен маленький белый песец. Это была новая униформа всех почтенных дам. Лиз вспомнила картинку в модном журнале: такой туалет был на супруге нового президента Республики. Мать очевидно решила, что скопировать этот туалет — верх шика. Лиз даже не возмутилась: слишком смешной показалась ей мать.
Вокруг них стало просторнее. Площадка для танцев пустела, все возвращались к столикам. Лиз вдруг захотелось убежать отсюда: еще ничего не произошло, еще все можно предотвратить. Однако припадки ярости Франсиса пугали ее, она старалась продлить минуты, когда он забывался. Чтобы удержать и ободрить брата, она бросала на него робкий взгляд через плечо — и только. Так получилось и сейчас. Франсиса раздражала ее нерешительность, и Лиз заметила, что лицо его стало жестким. Она пошла за ним, готовая повиноваться.
Они подошли к столику мадам Рувэйр одновременно с Даниелем и его партнершей. Увидев дочь и пасынка, мадам Рувэйр икнула от удивления. Франсис застыл, точно по команде «смирно». Он молча переводил взгляд с мачехи на Лавердона. Лиз, запинаясь, представила их и придвинула Франсису, кресло. Теперь она понимала, каким безумием было привезти сюда Франсиса. Достаточно посмотреть, как свирепо вспыхнули глаза Даниеля. Наверно, никогда не удастся ей забыть это проклятое имя. Левое плечо Франсиса двигалось, словно он надевал щит из собственной плоти. Лицо его было неподвижно, как лицо статуи. Он сел, окруженный тяжелым молчанием. Мадам Рувэйр дышала коротко и прерывисто. Губы ее шевелились, пока она подбирала подходящие к случаю слова:
Читать дальше