Джозеф Димона: Последний - на Арлингтонском кладбище

Его спокойный тон не обманул Ньюхауза: Уильямс, даже приходя в ярость, не проявлял ее внешне.

— Значит, ждешь меня к обеду, — сказал Ньюхауз. — Чтобы я укрепил тебя в решении уйти с работы.

— Почему бы и нет?

Ньюхауз откусил кусочек орехового пирога.

— Мне будет очень одиноко без тебя, Джордж, — сказал он. — Мы с тобой единственные вольнодумцы-либералы на все министерство.

Сара Уильямс открыла на звонок дверь в переднюю.

— Звонила Сьюзен, — сказала она Ньюхаузу, когда мужчины вошли в гостиную. — Предупредила, что немного задержится. Она записывает сенатора Бакли, а он опоздал на целый час.

Сьюзен Грей, очередное увлечение Ньюхауза, была известна в Вашингтоне своим остроумием по телевизионным шоу, в которых с энтузиазмом набрасывалась на самодовольных типов.

— Бедняга Бакли, — сказал Ньюхауз. — Она нарежет из него филе.

— А разве можно нарезать филе из окорока? — спросила Сара, выходя с мужчинами в патио.

Разговоры в тот вечер не клеились. Ньюхауз постоянно возвращался к теме, обсуждавшейся за ленчем. Он был убежден, что Уильямсу следует остаться в министерстве юстиции.

— В конце концов, Джордж, — сказал он, — мы там последние со времен Кеннеди. Но у нас есть доступ во все правительственные сферы, и нам более, чем когда-либо, нужно сдерживать людей Никсона.

Приехала Сьюзен, привлекательная молодая рыжеватая женщина с прямым носом, короткой прической, в розовом, слишком коротком платье и со слишком уж острым языком. Подали обед, и вечер, как обычно, прошел в разговорах о политике. И лишь в час ночи, провожая Сьюзен и Ньюхауза, Джордж Уильямс увидел конверт, лежавший на столике в вестибюле.

Уединясь в кабинете и налив себе бренди, он вскрыл письмо. Оно было отпечатано на машинке, без подписи. В нем говорилось:

«22 ноября 1973 года — десятая годовщина со дня гибели нашего президента. По причинам, которые вы полностью поймете, мы ознаменуем эту годовщину убийством следующих лиц:

Джордж Уильямс

Джеймс Карсон

Томас Медуик

Эверетт Меллон

Стефани Сполдинг

Роберт Уорнки».

Черт побери! Мысли Уильямса заметались. Письмо все еще лежало перед ним, когда вошла жена. Она сразу же заметила, что он расстроен.

— Что случилось, Джордж?

Он хотел было протянуть ей письмо, потом передумал, вложил его в конверт и сунул в карман.

— Так, небольшое служебное дело. Правда, неприятное.

— Придумай что-нибудь другое, Джордж. Мы не получаем на дом служебной корреспонденции.

— На сей раз получили.

Она пристально поглядела ему в лицо.

— Ну, раз ты в таком настроении, я лягу спать, не дожидаясь скандала.

— Это секретное дело, Сара. Я просто не имею права посвящать тебя в него.

— Понимаю. Только не принимай все так близко к сердцу. Это не вопрос жизни и смерти.

Расстроенная Сара пошла в спальню по коридору, застланному зеленым ковром. Она знала Джорджа и по его взгляду все поняла. Надвигался очередной кризис, очередной период, когда муж не будет ее замечать.

Она вышла за него восемь лет назад, когда он порвал с этой несносной Стефани Сполдинг, приятно удивленная, что такой привлекательный мужчина, как Джордж Уильямс, берет замуж отнюдь не красавицу, на два года старше себя. До Стефани ей было далеко, она это понимала. Но все же, казалось, он любил ее. На свой манер.

Манер этот, насколько она могла понять, заключался в том, что Джордж не изменял ей, но и не посвящал в свои дела. Своей работе в министерстве юстиции он был предан не только умом, но и душой. А что в этом странного? У Сары было много знакомых среди людей Никсона, съехавшихся в Вашингтон в 1968 году. От них она то и дело слышала, как замечательно трудится в министерстве ее муж, как тщательно бывают подготовлены его дела, как скрупулезны его расследования, как успешны его выступления в суде.

За прошедшие восемь лет Сара много раз видела, как муж брался за новое дело и, можно сказать, исчезал с ее глаз. Даже если он и находился дома, разум его, вечно беспокойный, анализирующий, уносился за много миль, в другие сферы.

Зачастую Джордж оставался в городе и не появлялся дома или отправлялся в разъезды. Возвращаясь, он почти ничего не рассказывал.

Сара не была дурой, но она не была и юристом. Как могла она в эти периоды сотрудничать с ним? Чем могла помочь ему? Ничем — он замыкался в себе. Она хотела семейного уюта, скромных вечеринок с близкими друзьями, а вместо этого переживала один кризис за другим.