Джозеф Димона: Последний - на Арлингтонском кладбище

— Он не имел права самовольно уезжать. Мы ему платим.

— Ничего, — сказал представитель фирмы. — Смотришь, дольше проживем. Странный он парень.

— Мы дважды брали этого Джеффа Болтона внештатником, и оба раза были неприятности. Но он талантлив. И… — Режиссер умолк.

Представитель вопросительно посмотрел на него.

— И дешево обходится, — сказал Миллер, пожав плечами. — Не может найти постоянного места, поэтому работает почти задаром.

Аллен Лоуэлл приехал во взятом напрокат автомобиле в Сиракузы, ближайший город с аэропортом, и вылетел оттуда в Нью-Йорк. Улыбался он нечасто, но, вспомнив испуганное лицо того типа, когда он бросил ему взрывчатку, невольно улыбнулся.

Внезапная идея, однако она оправдала себя. Гарри Эндрюс смотрел на летящий патрон как завороженный.

В Нью-Йорке он поселился в гостинице «Холлидей Инн» на Девятой-авеню под фамилией Болтон и немедля открыл набор инструментов для осуществления своего плана — сверла, отмычки, буравы. Их оказалось больше, чем требовалось. Ребята в Торонто были предусмотрительны.

Вернее, им так казалось. Потому что они не могли, не хотели знать и никогда не узнают, во что были втянуты.

Из дневника Аллена Лоуэлла…

Запись от 22/X-1973 года

«Сегодня вечером годы учебы начали окупаться. Я взял из набора две простые отмычки и отправился в „Уолдорф“ к Карсону. Поблизости не было никого. Я вставил одну отмычку в замочную скважину, приподнял ее, ниже просунул вторую, повернул, и замок щелкнул. Дело нехитрое. Дверь отворилась, я вошел в номер и занялся его паспортом.

Как полагалось по плану, оставил на его кровати полудолларовую монету с профилем Кеннеди.

Около полуночи прошелся по Девятой-авеню и увидел, за что воевал. Отверженные, наркоманы, грабители, размалеванные шлюхи, сводники — лицо цивилизации 1973 года.

Временами, когда во мне кипит злоба, я хочу убить первым Уильямса, исколоть его, искромсать. Но для него это было бы слишком великодушно. Пусть страдает дольше всех, он этого заслуживает.

Два часа спустя. Я еще на ногах. Уснуть не удастся. Слишком возбужден!

Перечел написанное и понял, что звучит это по-садистски. Я не садист. Я солдат, умеющий думать».

В зале Верховного суда краснолицый, безупречно одетый адвокат-южанин выступал по делу о гражданских правах. Люди в черных костюмах сидели по девять в ряд и бесстрастно следили за ходом процесса.

Позади них высились ионические колонны, красные бархатные портьеры и простые часы под потолком, показывающие судьям время. Джордж Уильямс, заместитель помощника министра юстиции, вошел в комнату за скамьями для зрителей и стал смотреть в зал.

Судьи сидели на высоком помосте за столом красного дерева. Под помостом стоял простой длинный стол стенографистки, по обе его стороны — небольшие столики, в настоящее время занятые адвокатами штата Северная Каролина и федерального правительства. В одном углу расположились секретарь суда и один из судебных исполнителей.

Когда адвокат-южанин стал гневным тоном излагать свою точку зрения, атмосфера в зале накалилась, но тут стрелки показали час. Председатель Верховного суда взял молоточек и резко постучал.

— Мне очень жаль прерывать вас, адвокат, но уже время перерыва. В два тридцать суд продолжит заседание.

Уильямс торопливо спустился по проходу, показал судебному исполнителю удостоверение и перехватил Джона Ньюхауза, одного из правительственных адвокатов. Джон улыбнулся ему.

— Только что пришел?

Уильямс кивнул.

— Слышал бы ты, как южанин набрасывался на меня! По его мнению, мы вообще не должны заниматься гражданскими правами.

Они пошли в кафетерий. Ньюхауз спросил Уильямса, что привело его сюда.

— Собирался пригласить вас на обед. Тебя и Сьюзен.

— По какому случаю?

— Хочу уходить с работы.

Ньюхауз отмалчивался, пока они не взяли сандвичи и не сели к столу. Потом сказал:

— Послушай, мы уже обсуждали этот вопрос. Администрации меняются. Демократы когда-нибудь вернутся к власти. А тем временем можно делать кое-что полезное.

— В отделе внутренней безопасности?

Ньюхауз улыбнулся.

— Твоя беда объясняется просто. Ты блестящий работник! И республиканцы ставят тебя туда, где ты можешь принести пользу им. Почему бы и нет? Это их министерство.

Уильямс отхлебнул кофе и негромко сказал:

— Мне больше нравилось в отделе гражданских прав. Я ничего не имею против компромиссов. Из них состоит жизнь. Но там я делал кое-что.