Максим Теплый - Архив шевалье

Мессер наконец поднялся и решительно двинулся прямо на профессора. Тот попятился, направляя арбалет Мессеру в живот, но что-то в его лице говорило, что выстрелить он все же не решится.

– Ладно! – примирительно произнес Мессер. – Не надо крови. Коли архив вам так дорог, забирайте. Этим бумажкам красная цена – три рубля в базарный день! – блеснул он знанием классических русских выражений. – А вы, профессор, беднягу Луку из-за них покалечили… Пошли…

Якобсен, еще не очень веря в победу, заметался, не зная, то ли сопровождать к выходу своих противников, то ли хватать папку. Наконец он принял решение и крикнул:

– Мистер Каленин! Бумаги оставляю вам! Сделайте так, чтобы они попали куда следует, как мы договорились. И скажите, что это от профессора Якобсена. Это я спас архив для истории… Пусть не забудут! Рот фронт!!!

Напоследок профессор вскинул вверх свой костистый, крепко сжатый кулак и выпрыгнул вслед за Мессером и Лукой на перрон…

Через несколько минут в вагоне появились немецкие пограничники, которые проверили документы Каленина, а потом принялись будить Куприна, обещая ссадить его с поезда, если он не придет в себя. И только появление на свет дипломатического паспорта, который Каленин извлек из кармана спящего куратора, частично сгладило проблему. Пограничники пригласили Каленина в купе проводника и прочли ему лекцию о правилах хорошего тона при пересечении границы. Они не без злорадства заметили, что пьяного русского, защищенного дипломатической неприкосновенностью, конечно же, из Германии выпустят. Но вот примут ли его в таком виде поляки – это большой вопрос.

До появления польских пограничников и таможенной службы Каленин успел вылить на голову Куприна пару бутылок воды. Он яростно тер ему уши, а тот в ответ охотно мычал, но не просыпался. Наконец он открыл мутные глаза и возмущенно пробормотал:

– Ну хватит уже… Больно… Что за ерунда?! Зачем вы водой?… Где мы?…

…Польские таможенники проявили вызывающую настойчивость в проверке багажа Каленина, тщательно осмотрев все сумки и чемоданы. Но особое внимание они уделили видавшему виды чемодану Куприна.

– Надолго в Москву? – на хорошем русском спросил один из них.

Куприн в ответ вяло развел непослушные руки – мол, в чем, собственно, дело.

– Чемодан практически пустой, – пояснил свое любопытство поляк. – Первый раз вижу, чтобы через границу везли тапочки, старые газеты и пустой футляр от электробритвы. А это чье? – поинтересовался он, показывая на папку с рисунками.

– Это мое! – поспешил ответить Каленин, с удивлением поглядывая на раскрытый чемодан Куприна, который действительно выглядел странно – будто его хозяин схватил первые попавшиеся вещи, швырнул их в чемодан и рванул на вокзал. – Я коллекционер. Купил у одного немца.

Офицер брезгливо щелкнул по физиономии Мессера и удивленно взглянул на Каленина:

– Эсэсовец? Странное у вас хобби… До видзения… – Он холодно козырнул и нарочито резко захлопнул за собой дверь купе…

Архив по-прежнему лежал на столе. Рисунок Мессера сверху, а остальное – в пухлой папке. Куприн, который медленно приходил в себя, краснея, произнес:

– Не пойму, как так получилось… Меня отравили, да?… Это был тот самый Мессер, о котором вы рассказывали?… Кошмар!.. Надеюсь, этот прискорбный эпизод останется между нами, Беркас Сергеевич?

Каленин, не поднимая головы, кивнул. Ему трудно было смотреть в виноватые глаза своего куратора, который явно переживал не самые лучшие минуты в своей жизни.

– Спасибо, – смущаясь еще больше, проговорил Куприн. Он энергично потер затылок, потом виски, а затем закрыл на секунду лицо руками и резким движением как бы смахнул с себя наваждение. – Ну, все! Забыли! Забыли, как страшный сон! Знаете что, давайте-ка от греха подальше спрячем эти бумаги. А то завтра днем наши таможенники начнут в них ковыряться. Вон поляки, в каждую щель заглянули. Гаврилыч! – крикнул Куприн. – Мы до конца еще не представляем, какую политическую бомбу везем в Союз! – подмигнул он Каленину. – Гаврилыч! – обратился он к появившемуся проводнику. – Наша таможня твой багаж досматривает?

– Да какой там багаж?! – мрачно отозвался проводник, имевший по-прежнему весьма жалкий вид. – Они мою дорожную сумку два раза в неделю видят. Спросят, ничего, мол, лишнего не везешь? И дальше идут…

– Знаешь что, давай-ка мы тебе кое-что отдадим. На сохранение, так сказать. Вот эту папку…

– А что в ней?