Максим Теплый - Остров Сердце

Поэтому Степан торопиться не стал. Он раскачивался из стороны в сторону, "дергал" противника обманными выпадами, вызывал на ответные движения, рассчитывая "прочитать" уровень его боевой подготовки.

Тот не поддавался. Стоял себе в стойке и ждал действий Морозова…

Степка снова удивился. По логике вещей, противник должен был обделаться от страха уже тогда, когда Степка расправил могучие плечи и шагнул ему навстречу. А тот не только не отступал, но, напротив, явно демонстрировал готовность с Морозовым потягаться.

Тогда Степка применил свой коронный прием: показал, что хочет сделать подсечку и ударить по опорной ноге. По всем законам, соперник должен был среагировать, дернуть корпусом и обязательно хоть немного опустить руки, и вот тут-то Морозов вложился бы в удар, посылая его точно в челюсть. А цену такому удару Степка знал – он "срубал" им в нокаут опытных бойцов в центнер весом.

Но тут Степан неожиданно для себя нарушил важнейшее правило рукопашного боя – то ли от старухиного сонного зелья, то ли ярость застила глаза: он пошел в атаку, не подготовив следующее действие, так как был уверен, что москвич поведется на обман и сделает все, как задумано. А тот на ложный замах не купился, стойку не рассыпал, а только качнул головой, и страшный удар ухнул мимо цели. Сам же Морозов сделал по инерции незапланированный шаг вперед, раскрылся и неожиданно получил мощный встречный удар в переносицу, от которого Степкина голова, крепко державшаяся на короткой и сильной шее, мотнулась назад так, словно неожиданно потеряла всякую связь с телом.

Степан охнул и присел. Он даже припомнить не мог, когда в последний раз пропускал удар такой силы, и начало драки его обескуражило. Но волю не парализовало. Он только снова поразился нежданной прыти приезжего. "Где ж он так махаться научился?! Смотри-ка, еще и в перчатках!…Руку бережет. Значит, готовился, гад!…"

Степан подобрался и прямо с четверенек бросился противнику в ноги, пытаясь многократно опробованным приемом опрокинуть его, чтобы потом оседлать сверху и размолотить кулачищами. Но тот снова играючи ушел от захвата, причем сделал это так, словно куражился над неумелым соперником, а именно легко подпрыгнул и ухватился за балку, вежливо позволив Степану неуклюже пролететь под ним.

Морозову было плохо – не столько от боли, сколько от нелепости происходящего. Он как бы видел себя со стороны: на четвереньках, кровь ручьем хлещет из перебитого носа, а за его спиной торжествует противник, не получивший ни одного удара. Ну, ладно!

Степан резко вскочил, развернулся и остановился как вкопанный. Квадрат тусклого серого света из распахнутой чердачной створки осветил соперника. Тот странно пошатывался, будто не мог совладать со своим телом.

– А-а! Нажрался, что ли!? – удивился Морозов. – То-то в тебя попасть невозможно!…На-а!

Он, как ему казалось, поймал амплитуду движений врага и бросил кулак точно ему в челюсть, а тот ровно в ту же секунду вроде как оступился и от удара благополучно увернулся, потом вдруг припал к Степке, обнимая его почти по-братски.

– Ты чего?! – парень попытался разомкнуть странные объятья и тут заметил, что в руках противника холодно бликануло в лунном свете лезвие ножа.

– Эй! – воскликнул Степан и совершил теперь уже роковую ошибку: от неожиданности опустил руки. – Ты че, всерьез хочешь… – он не успел закончить фразу, так как холодная сталь дважды легко вошла ему в правый бок, и Степан, все еще искренне удивляясь случившемуся, вскрикнул и потерял сознание от болевого шока. Но не упал, а продолжал какое-то время стоять на ногах, глядя неподвижными глазами на силуэт противника, который небрежно бросил:

– Слабак!…

И брезгливым движением отправил окровавленный нож в открытую чердачную дверь.

Вообще-то до появления в здешних местах графини Морозовой острова фактически не было. Был полуостров странной формы.

С востока это были два соединенных между собою полуовала. В точке их соединения находилась старинная деревянная пристань, до которой от основного берега было километра полтора водной глади. Тут как раз проходил основной фарватер, а пристань была последним пристанищем судов, идущих в сторону Каспия. В западной заостренной части, рядом с глубокой стремниной, образующей опасные омуты и водовороты, имелась длинная отмель. И местные рыбаки, когда спадал весенний паводок, по ней напрямки отправлялись в сторону многочисленных ериков и маленьких островков. Тут можно было найти укромное местечко, где с весны осталась крупная рыба, не сумевшая уйти в большую воду. В этих непроходимых плавнях десятками добывали огромных щук и сазанов, а бывало, брали и осетра. И это, почитай, всего-то в двух верстах от дома пешим ходом.