Энди Оукс - Глаз дракона

Она чувствует улыбку на лице.

— …вы даёте ему крайне подходящие уроки, товарищ. Если хочешь заниматься политикой, лучше заранее испытать, что это такое — когда тебя ебут…

Он отпивает кофе, краски постепенно, волнами возвращаются на его лицо, но вонь боли и злости не слабеет. Жёсткие переговоры. Давления не бывает мало. Она вытаскивает из папки маленький конверт, открывает его. Протягивает товарищу документ. Бальзам на ожог.

— …деньги уже лежат в Тайпэй, банке Тайваня, на улице Чунчин. Номер счёта прилагается.

За единственной цифрой стоит длинный ряд нулей. Он никогда не видел столько нулей. Товарищ Дунь поднимает взгляд, видит огонь у неё в глазах.

— Скажите мне, что вы требуете, посредница?

«Требовать»… странное слово для политика. Она давно усвоила урок. Ничего не требуй. «Настаивай».

Записка уже готова. К этому мгновению вела долгая дорога. Два имени, очень простых, накарябаны ручкой. Чёрным по белому. Товарищ поймёт, зачем их написали на полоске бумаги. Слова не нужны. Буквы лишь добавят туману, слоги собьют с толку. Он поймёт, что с ними делать.

ЧАРЛЬЗ ХЕЙВЕН

СУНЬ ПИАО

Она встаёт, толкает записку к нему. Расстёгивает дипломат. Знает, что внутри уже лежат цены на человеческие сердца… цена на тысячу человеческих сердец оптом. Ждёт того мгновения, когда он прочтёт записку. Видит понимание, вспыхивающее у него в глазах, как лесной пожар. Идёт к двери. К лифту. Умирающее солнце запуталось у неё в волосах.

Барбара отказывается от уюта лимузина, открывшего перед ней двери. Идёт пешком. Чананьцзе. Цзяоминьсян. Чананьдунцзе. Парк Народной Культуры. Наньхай. Нефритовый Бассейн. Выходит на тротуар, обнимающий Бэйхай, Северное Озеро. День превращается в ночь… и на всём вокруг остаётся лёгкий налёт золота. В какой-то миг ей кажется, что она видела Бобби, нагого, мокрого, на другом берегу озера рядом с Летним домиком Пяти Драконов. Он идёт по тротуару к Железной Стене. Смотрит на неё. Там где были его глаза — ничего. Лишь кровавые слёзы.

Видение… просто видение.

Дождь и неон…

Резкий поворот на Дунчжимэньнэйацзе. Машины полосами вытекают со Стадиона Рабочих… алые, лимонные, белые. Хвост к носу. Вертящаяся бензопила стали.

Глядя в зеркало заднего обзора взятого напрокат БМВ, Хейвен снижает обороты, съезжает на внешнюю полосу. Снова ощущение, что на него смотрят. За ним следят. Что грядёт какое-то важное, определяющее событие… и оно вот-вот разразится. Поднимается волна адреналина, он замедляется до скорости пешехода. Англичанин проводит рукой по лбу; пот, холодный и липкий. Наверно, он оторвался. Если «они» действительно существуют. В таком движении они не могут следить за ним. Он спокоен. Собран. Прикуривает сигарету. «Мальборо». Сладкий табак, сладкая Америка. Балласт отвязан, нагружен кирпичами и сброшен вниз. Он может себя поздравить. Последние шипы у розы вырваны, и без единого укола… не пролив ни капли крови. Но нехарактерная вязь смутной паранойи преследует его каждый час каждого дня, который он проводит в Пекине. Он выдыхает, стряхивает это ощущение, вливается в прямую ленту двухполосной дороги. Центральный аэропорт всего в двадцати пяти километрах впереди. Но даже никотин не может отогнать ноющее ощущение, что сейчас что-то произойдёт. Что-то плохое.

На дальней взлётной полосе аэропорта сейчас должны заправлять, вычищать и нагружать реактивный самолёт. Рейс СХ 251… и каждая миля по воздуху до Лондона, а потом, после пересадки, до Нью-Йорка, будет отмечена глотком виски.

Хейвен ведёт машину по медленной полосе. Спешить некуда, судьба не бабочка, не улетит. Мир — спокойный золотой сад, а он — золотой гость в нём. Он прикуривает очередную сигарету.

В большом зале ожидания Центрального аэропорта, через ткань тел указывает палец… бледный, с алым ногтем.

— Вон.

Убийцы, они живут среди нас. У них есть и другие роли. Они носят и другие шляпы. Отцы. Сыновья. Любовники. Когда-то они были и детьми. Малышами, выскальзывающими из чрева. Они — чьи-то соседи. Они едят. Они ходят на толчок. Плачут. Протискиваются мимо вас на рынке. Сидят рядом с вами в кино. Взмах ножа… работа. Натянутая верёвка… день в офисе. Выстрел из пистолета в переулке, меткая пуля снайпера… маринад и тыквенный суп.

Убийца, работа не хуже других. Ещё один шаг к пенсии. Ни пота, ни всплеска адреналина… даже пульс не сильно учащается. Они возвращаются в офис. Заполнять по три бланка. Затачивать карандаши. Пополнять запас скрепок. Работа сделана. Они уходят вовремя, чтобы встретить детей из школы. Целуют их в лоб. Несут коробки из-под завтрака. Спрашивают, как прошёл день. Папочка.