Майкл Доббс - Зайти с короля

Куда уж проще. Так просто, что от ответа не увильнуть.

Он сел под хор одобрительных восклицаний своих однопартийцев, размахивающих газетами на задних скамьях. Когда для ответа поднялся Урхарт, на его губах тоже играла легкая улыбка, но некоторым показалось, что уши у него заметно покраснели. Никаких уверток. Единственным разумным образом действий для него был отказ от ответа, чтобы предотвратить шквал вопросов о позиции короля. Урхарта вовсе не радовала перспектива публичного бегства, но что еще оставалось делать?

— Как известно достопочтенному джентльмену, не в обычаях этой палаты обсуждать дела, касающиеся монарха, и я не собираюсь превращать в привычку комментарии по поводу утечки информации.

Он сел под сердитый гул со скамей напротив него. Радуются, ублюдки. Лидер оппозиции снова поднялся со своего места, на его лице сияла еще более широкая улыбка.

— Премьер-министр, видимо, ответил не на тот вопрос, который я задал. Я не помню, чтобы упомянул Его Величество. Это будет касаться только премьер-министра и дворца, если премьер-министр решит подвергать цензуре и резать ножницами тексты речей Его Величества. Мне и в голову не пришло бы заводить об этом речь в данном месте. — Со скамей оппозиции на Урхарта обрушился шквал насмешливых восклицаний. Мадам спикер неодобрительно покачала головой в длинном старомодном парике в знак осуждения такого явного нарушения правил палаты, но решила не вмешиваться. — Поэтому не соблаговолит ли премьер-министр вернуться к тому вопросу, который был мною в действительности задан, вместо того чтобы отвечать наг тот, который он хотел бы получить. Итак, нельзя ли получить прямой ответ на прямой вопрос?

Депутаты оппозиции пальцами показывали на Урхарта, пытаясь вывести его из себя. „Трусливый заяц!" —кричал один. „Он боится посмотреть в лицо правде! « — кричал другой. Третий строил гримасы и скандировал: „С Рождеством, Френсис!» Урхарт посмотрел на спикера в надежде, что она прекратит это безобразие, а заодно и обсуждение самой темы, но та внезапно обнаружила что-то чрезвычайно интересное в своем экземпляре кодекса правил палаты общин. Урхарту было неоткуда ждать помощи.

— Цель вопроса ясна. Мой ответ остается тем же.

Когда лидер оппозиции поднялся с места в третий раз, в зале творилось что-то невообразимое. Несколько долгих мгновений он стоял, опершись руками о барьер, смакуя возбуждение своей аудитории, дожидаясь, когда шум стихнет, и наслаждаясь видом Урхарта, попавшего на его крючок.

— Я совершенно не в курсе того, что произошло между премьер-министром и дворцом. Я знаю только то, что пишут в газетах, — он помахал номером „Сан" с явным расчетом на телесъемку, — и я давно перестал верить тому, что там пишут. Но дело в другом. Озабоченность увеличивающимся расколом нашего общества разделяют миллионы простых граждан независимо от того, прислушиваются к ним менее, скажем тан, простые граждане или нет. Однако если у премьер-министра возникли трудности с ответом на этот вопрос, я могу поставить его иначе. Согласен ли он, — Маккиллин заглянул в номер „Телеграф", который теперь держал в руке, — с тем утверждением, что мы не должны спокойно смотреть на то, как десятки тысяч наших сограждан ночуют на улицах безо всякой в том вины с их стороны? Согласен ли он с тем, что в истинно Соединенном королевстве мысли и чувства безработных арендаторов Горной Шотландии так же важны, как и мысли и чувства владельцев домов из пригородов на юге? Разделяет ли он мнение о том, что достойно скорее сожаления, чем удовлетворения то, что на наших улицах сегодня все больше людей в „роллс-ройсах", тогда как калеки на колясках брошены в своих трущобах и не могут даже сесть в автобус пятьдесят седьмого маршрута?

Все понимали, что это были куски, выброшенные из речи короля.

— И, если ему не нравятся эти вопросы, пожалуйста, у меня есть много других.

Теперь они ловили Урхарта на наживку. Им были нужны не ответы, а кровь, и по парламентским меркам они добились своего. Однако Урхарт знал, что стоит ему ответить на любой касающийся короля вопрос, и он утратит всякий контроль над происходящим, станет беззащитной жертвой нападок.

— Меня не сбить с толку. Особенно стае шакалов.

Со скамей правящей партии, где во время предыдущего обмена репликами стояла полная тишина, послышались одобрительные возгласы. Брань не была здесь непривычным делом, и оскорбления уже полетели через зал. Каждый старался перекричать гвалт.