Дмитрий Дивеевский - Ось земли

– Это преувеличение. Докажи!

– Эх, ты, архивариус. Вот тебе цитата от самого ихнего начальника Дэвида Рокфеллера. Изрек он данные слова в выступлении перед редакторами крупнейших газет, кои умалчивают всю информацию о работе сего заведения. Благодарит, значит. Слушай:

«Нам было бы невозможно разработать наш план для всего мира, если бы он был предан огласке в те годы. Но мир устроен сложнее и готов идти к мировому правительству. Наднациональная верховная власть интеллектуальной элиты и банкиров мира, несомненно, более предпочтительна, чем национальное самоопределение, практиковавшееся в прошлые столетия. Таким образом мы обязаны удержать прессу в неведении относительно наших убеждений, составляющих историческое будущее нашего века». Как, Сашхен, крепко сказано? Это я к твоим завываниям о свободе и демократии. Сталин, хоть и диктатор был, таких целей не имел и не заявлял. Может под конец жизни у него с головой что и произошло. Не знаю. Но с Бильдербергом его не сравнить. Мировое правительство, понимаешь, о котором никто ничего не знает! А ты спрашиваешь, чего это сегодняшний российский президент каких-то министров-ассенизаторов терпит, которые только делу вредят. Слетал бы лучше на слет бильдербергских пионеров и послушал за стенкой. Глядишь, и тебе все понятнее стало. А будь сейчас Иосиф Виссарионович у власти, небось, в его правительстве никто министров не тасовал бы. Он сам кого хочешь перетасует.

– К сожалению, ты прав. Западная демократия давно уже в олигархическую власть вырождается. США рано или поздно навяжут Европе новый тоталитаризм. Это я вижу, это я понимаю. Но не знаю, где правильный путь.

– Только Порфирий Петрович тебе, профессор правильный путь укажет. Долго я над тобой эксперименты ставил и всячески тебя испытывал. Долго, пока не понял, какой ты есть человек. А теперь знаю, ты есть человек честный и ищущий. К сожалению, недавно к вере пришедший, а от этого еще не все понявший. Так вот, слушай:

Первое. Ты правильно догадался, что вера в Бога всему голова. Без нее ни одно общество правильным путем не пойдет. Молодец! Власть без Бога обязательно оказывается в лапах темных сил.

Второе. Справедливая власть не может терпеть тот рынок, который олигархи построили. Западный рынок весь от ссудного процента раздулся, и мы уже забыли, что его родоначальник – это ростовщик, грязный паразит, который тянет соки из других людей. Сегодня, как две тысячи лет назад, большинство участников рынка опутаны неправедным ссудным процентом. Это против Бога. Либо мир повернется к десяти заповедям, которые в мирской жизни называются декалогом, либо пойдет к своему концу.

Третье. Только одна страна имеется на Земле, в которой православная вера может стать главной опорой жизни. Только у нас мыслимо возрождение заповедальных отношений. Если чуму стяжательства из жизни изъять, то дело по-другому будет выглядеть. Но помыслить об этом можно только в России. Никто никогда не предскажет, какой будет в России власть, если там вера станет главной опорой. Личная, групповая, общественная. Что за рынок в ней без ростовщичества обнаружится, никто не скажет. Но если мы к этому не повернемся, то американцы приведут мир к катастрофе. На Россию вся надежда. Она – последняя опора Господа.

– Не знаю, Порфирий, сколько мне еще думать придется, но кажется мне, над твоими словами стоит подумать.

– Это, тебе Сашхен, мое последнее слово. Ухожу я.

– Куда, Порфирий Петрович?

– Думаешь, мне охота без конца по временам мотаться? Сделал меня тот несчастный случай бессмертным и худо мне от этого неестественного состояния. Не должно так быть.

– И что ты задумал?

– А ничего особенного. Вернусь я в тот самый вечер, когда мы с Тарарашкиным херес пили, только до полусмерти напиваться не стану но дохлым прикинусь, а когда машина в речку упадет, быстренько вынырну из воды и повлекусь на Байкал, в скит, подальше от людей. И стану там Богу молиться до скончания века. Вот так Сашхен. А ты когда нибудь заберешься в архивы советской литературной критики и найдешь обо мне биографическую справку, мол, был такой-сякой Порфирий Поцелуев, литературный мародер и туполобый соцреалист, который бесславно исчез из творческого процесса и следы его потерялись во времени. Ну, прощай. Долгие проводы – лишние слезы.

Александр Александрович даже не успел понять сказанное его приятелем, как тот исчез, словно поставил точку в последней главе таинственной книге их дружбы.