Алексей Митрофанов - Тело Милосовича

— Не надо покрывать, — пролепетал он. — Ты только не подставляй.

— Это ты меня подставил, твою мать! И зачем только я протащил тебя на эту работу?

Вермера вдруг осенило. Он хлопнул себя ладонью по лбу.

— Слушай, а ты не нарочно ли это сделал? — спросил он.

— Что именно?

— Не вызвал к нему врача. Ведь у тебя были с ним какие-то трения? Ты его всегда недолюбливал, ведь так?

Ван Хален сглотнул слюну.

— Нет, — слабо возразил он.

— Да! — воскликнул Вермер. — Ты мне сам говорил! Теперь я понимаю, как все было, — развивал свою мысль Вермер. — Его прихватил приступ, а ты просто сидел и смотрел. Ты дал ему умереть!

Ван Хален от возмущения на несколько секунд потерял дар речи. Он понял, что нужно срочно осадить Вермера, иначе тот сделает его в этой истории крайним.

Он с ненавистью посмотрел на приятеля.

— Кажется мне, — начал он, — что тут не только во мне дело. Ведь он, — Ван Хален кивнул на тело, — уже давно жаловался на здоровье, разве нет? Что же вы не отпустили его на лечение, а держали здесь до последнего? Ждали, когда он сам умрет? Нечего на меня все валить и сочинять чего не было.

— Молчи, дурак! — зашипел Вермер. — Что ты в этом понимаешь? Это не твоего скудного ума дело. Брякни об этом хоть слово — и завтра же окажешься на улице, я тебе гарантирую. Пойдешь с черномазыми наркотой торговать.

Ван Хален опять сник под его яростным взглядом и замолчал.

— В общем, так, — резюмировал Вермер, — будут спрашивать — все отрицай: не видел, не заметил, не догадался. Разыгрывай из себя дебила. Впрочем, тебе для этого и стараться особо не нужно, у тебя все должно отлично получиться, — мстительно ухмыльнулся он.

В коридоре послышались шаги. К ним спешили тюремный врач и два санитара, которых Вермер вызвал перед тем, как они зашли в камеру.

Ван Хален мысленно пообещал себе, что когда-нибудь припомнит Вермеру эти слова. Но если пронесет, то припоминать не будет.

Тело унесли в тюремный морг, он сдал смену и вышел на улицу. Отойдя уже довольно далеко от тюрьмы, сунул руку в карман, достал телефон, с сожалением повертел в руках и бросил в ближайшую урну. Эх, жаль… Телефон был новой модели и довольно дорогой. Пока Ван Хален держал его в руках, его душила жаба, но стоило только от него избавиться, как тут же стало легче.

«Пусть попробуют теперь доказать, что это именно я говорил с телефонной шлюхой, — подумал Ван Хален. — А Вермер не выдаст. Ведь и я тоже могу много чего рассказать и о нем самом, и о порядках в трибунале».

14 марта Лио Бакерия вылетел в Роттердам в сопровождении трех медиков из своей клиники. С ним были хирург, патологоанатом и кардиолог. Известие о смерти Слободана стало для Бакерии неожиданно-ожидаемым. По той информации, которая у него имелась, такое развитие болезни было вполне предсказуемым. Он надеялся, что все произойдет не так быстро, но жизнь в тюрьме ни на кого не действует благотворно. Да еще изматывающий многолетний судебный процесс, на котором Слободан взялся защищать себя сам. И это при том, что он имел возможность проводить на воздухе только один час в день. Такой образ жизни кого угодно доконает.

В тюрьме Слободан сильно сдал. От его моложавости (лицо без единой морщинки), быстрых движений и молодцеватой осанки не осталось и следа. По телевизору изредка мелькали кадры из трибунала, на которых весь мир видел немолодого, измотанного без надежной борьбой с неправедным судом мужчину. Два накачанных охранника, неизменно маячившие у него за спиной, выглядели издевательски на фоне его исхудалой фигуры. Хватило бы и одного, а если по уму, то они и вовсе были там не нужны.

В такие минуты Бакерия думал, что справедливо было бы подобные процессы ограничить по длительности. Не сумели за год, максимум за два доказать, что человек виновен, — до свидания, отпускайте. Вина как деньги — или она есть, или ее нет.

В ВИП-зале аэропорта Шереметьево он встретил Марко, сына Слободана. Марко летел забирать тело отца и выглядел подавленным.

Они обменялись рукопожатиями. Бакерия произнес слова соболезнования, ободряюще похлопал парня по плечу.

— Ведь они убили его, правда? — сказал Марко. — Вы докажете это?

— Не знаю, — осторожно ответил Бакерия. — Мне нужно провести вскрытие.

— Это убийство! — убежденно заявил Марко. — Я и так знаю. Столько лет продержать больного человека за решеткой!

Бакерия не разделял его уверенности, но не сомневался, что это было если и не убийство, то доведение до смерти путем неоказания помощи — наверняка. Ведь сколько раз российские власти на самом высоком уровне просили Гаагский трибунал отпустить Слободана Милосовича на лечение в Москву, в Центр сосудистой хирургии имени Бакулева. Предоставляли государственные гарантии его возвращения — не отпустили. Не поверили. И недоверие это было оскорбительным, с какой стороны ни посмотри.