Рождественская ночь нуржила. Ближе к центру, среди огней, мятущиеся снежинки радовали свежестью; на выходе из метро «Речной вокзал» Илья поежился: снег оставался снегом, холодным, мокрым и неуютным.
Автобусы уже не ходили, на метро-го Илья едва успел до закрытия. Что ж… Ноги в руки. До дома километра два. Плотнее нахлобучив шапчонку, руки поглубже в карманы куртки и — вперед.
Илья шел к дому кратчайшим путем, дворами, не забывая об осторожности. Заметил патрульную машину. Спрятался за деревом. Оставался короткий участок по тротуару вдоль трассы. Пошел…
Услышав шум мотора сзади, прибавил шагу, но машина, проехав чуть вперед, остановилась. «Иномарка, — отметил Илья машинально, а все сознание заполонило главное: — Бить будут, это рэкет-шмекет». Опустилось стекло на переднем сиденье, изнутри крикнули:
— Эй ты! Стой там, иди сюда!
Каким бы страхом ни напитало Илью, он отреагировал на странную команду:
— Так что мне делать? Подойти к вам или стоять на месте?
— Во, баран! — донеслось из машины вместе с откровенной ржачкой. — Тогда жди…
Из иномарки вышли двое мужчин в кожаных куртках и вязаных шапочках. «Бить будут, — горестно подумал Илья. Ноги стали ватными. — Но зачем?»
Молодцы плотно подступили к Илье и разглядывали так, будто повара примеривались, какую часть хилой тушки пустить на бульон, какую поджарить с приправами. Не понравился Илья молодцам. Без слов оба вернулись в машину.
«Господи! — чуть не исторгнул Илья в блаженстве. — Велика сила твоя!»
И правильно, что придержал язык, из машины крикнули:
— Топай сюда!
Илья подтелепался пингвином, стал у опущенного стекла несуразным столбиком.
“ Молитву знаешь?
— A-а какую? — пролепетал Илья.
— Любую. Рождественскую могешь?
В салоне хихикнули женщины.
— Значит, так, — изготовился Илья и с подъемом прочел о волхвах со звездами, о святом младенце, о благости и светлом Рождестве.
— Смотри-ка, грамотный пескарь попался! — заметил один молодец другому; женщины на заднем сиденье тоже выражали свой восторг: — Дед, а дед, а еще знаешь? Ну, вот там еще про «иже еси на небеси»… Знаешь, а?
— Конечно! Каждый христианин обязан знать! Это «Отче наш», заглавная молитва.
— А мы атеисты, — умерил пыл Трифа гот, что сидел за рулем.
— Викун, — попросила одна из женщин. — Ну что ты в такую ночь!
— Так бить все же будете… — отрешенно сказал Илья. Снежинки почему-то перестали таять на его лице.
— Что ты, отец, — произнес водитель. — Таких убивать надо!
«Вот оно: морозно, тихо, сухо, — вспомнилось не к месту, — будут гады Зою убивать».
— А ты вообще кто по жизни будешь, отец? — спросил молодец из открытого окна.
— Какая разница, раз убивать станете…
— Напугался? — спросил молодец, а женщины хихикнули.
«Каждый развлекается как может», — подумал Илья. Стало легче.
— Отпустите, ребятки, — попросил Илья.
— Отпусти его, Назар, — попросила одна из женщин.
— Козлятушки-ребятушки, — откликнулся названный Назаром. — Ты мне все же ответь, кто ты по жизни?
— Доктор философии, — по принципу будь, что будет, ответил Илья.
— Из красноперых, что ли? — спросил водитель. — Раз молитвы выучил, значит, из красноперых.
— Нет, не из красноперых! — первый раз твердо сказал Илья, и тон его голоса будто задал другую октаву нелепого разговора.
— Тогда в двух словах скажи, за что тебе доктора дали? — спросил водитель.
— Развенчал христианство, — уложился в норму Илья.
— Во, блин! — прибалдел, как говорится, Назар. Тот, которого назвали Викуном, пододвинулся ближе к открытому окну: — Ну-ка, ну-ка, чуть подробней.
— Пожалуйста, — передернул плечами Илья. — Изучил древние книги и нашел массу несоответствий в теории христианства. В прежние времена это поощрялось.
— Дед, а правда, что Христа нам жиды подсунули? — опустила свое стекло ближняя женщина, высунулась из окна.
— Никто нам его не подсовывал. Сами взяли. Князь Владимир распорядился из высших соображений.
— Это так, — поддержал Илью Назар. — Нам всегда одно дерьмо подсовывают.
— Не богохульствуйте, молодой человек, — тихо попросил Илья. — Вы можете принимать веру или отвергать, но срамить нельзя.
— Ты че, отец? — удивился Назар. — Вроде столковались…
— Назар, отвали! — нетерпеливо сказала женщина в окне. — Дед, а дед, а ты вроде еврей?
— Ну и что? Я самый бедный и несчастливый еврей-по-лукровка.
— А почему вы в Израиль не уехали? — подала голос из салона дальняя женщина.
Читать дальше