Василий Горлов - Дама наизнанку

— Если речь идет о сериале формата пятьдесят две минуты (бывают и двадцатишестиминутные), то при числе серий, скажем, двадцать, актриса калибра Перминовой, при условии исполнения главной роли, может заработать шестизначную сумму. В долларах!

— Так много?

— Считайте сами: полторы тысячи за один съемочный час, до пяти часов на серию, а серий двадцать! Что получается? Получается сто пятьдесят тысяч долларов.

— И что?

— Ничего. Просто сейчас Бормотухин готовится снимать фильм по "Декамерону", и серий там будет не двадцать, а гораздо больше. Он до последнего не мог выбрать между Перминовой и Мурашовой… Ой, я опоздал!

С этими словами Владимир Уланов опрометью выбежал из гримерки, оставив Баранова в тягостном раздумье, которое только углубилось, когда, уходя, он попрощался с вахтершей тетей Машей и неожиданно услышал:

— Милок, говорят, о мертвых нельзя ничего плохого говорить, да про Аллочку и не скажешь: нечего! Но и стыдное про них говорить нехорошо. Знаешь, после смерти бельем грязным трясти… Но убийцу-то изловить-то надо? Скажу тебе, чего никому другому никогда не говорила. Мы, вахтеры, тако-ое про людей иногда знаем! Этот, циркач-то, который с Аллочкой жил, от нее налево бегал к Эллке Мурашовой!

Набережная реки Яузы в недавние еще времена была ее любимой трассой — не очень загруженной и по-своему симпатичной — если не замечать периодически попадающихся фрагментов "индустриального пейзажа", как это унылое безобразие изящно называли искусствоведы времен господства "социалистического реализма". Теперь же здесь, как и везде в центре, постоянная, длиннющая и вяло пульсирующая пробка. Самое место подумать "о делах наших скорбных", говоря словами Горбатого из любимого фильма.

"Посев" сделан, теперь остается только дождаться всходов. Если они, конечно, будут. Овечкина мысленно перелистала свое досье. Арефьев… Случайно ли он так заинтересовался заменой Гусева на нее? Вопрос его был как-то подозрительно сформулирован: " Случилось что , или не оправдал?". Или у нее уже паранойя? Бывший мент готов дать взятку… Как этот сердцеед Наумов сильно отреагировал на вопрос, не он ли убил Перминову! Похоже, что, сказав "Я бы никогда не смог… убить ее сам", он проговорился. А на ее предложение дал отрицательный ответ. О чем это говорит? Осторожничает, ведь он явно не дурак? Однако твердо ответить был "не готов". Вот Зотов, отказавшись сдать Блохина, практически прямо сказал, что это он убил Катыхова: "чтоб меня на зоне в первый же день порезали?". Хотя это можно толковать и по-другому: Блохин человек серьезный, и на оговор ответит "заказом" на зону, который, что характерно, исполнят. Он настоящий урка, этот Зотов. На свободу за немалые деньги готов хоть сейчас. Любопытно, откуда у него такая сумма? Или она большая только для нее? Вот Стас из Владика вроде бы отказался сразу. Хитер мерзавец! Может, почуял подвох? Любопытно, пытался он ее припугнуть, или нет?

Ломая голову над этими и другими вопросами, Лида не заметила, как свернула, держа путь на Петровку, на Садовое кольцо. В это время зазвонил сотовый телефон. Не смотря на то, что до того он звонил достаточно часто, на этот раз Лида вздрогнула и почему-то твердо решила, что это, выражаясь словами рыбаков, "поклевка". Но это был муж, который интересовался, найдется ли у нее сегодня вечером время для визита к Миловановым. Овечкина, не особенно сдерживая раздражения, ответила, что не знает, и поежилась: ей почудилось во всем этом нечто мистическое: перед этим звонил Баранов, собиравшийся в театр на беседу с актерами. Почти сразу же телефон зазвонил снова.

— Лидия Сергеевна? — спросил незнакомый мужской голос.

— Да. С кем имею удовольствие разговаривать?

— Меня зовут Иван Иванович. Не пытайтесь вспомнить, мы не знакомы.

— А фамилия Ваша, конечно, Сидоров?

— Петров. Петров Иван Иванович. Или — если это Вас больше устроит — Иванов Сидор Сидорович.

— Признаться, меня совсем не устраивает то, что я говорю с незнакомым человеком. Но такая уж у меня работа! Что Вы хотите?

— Обсудить то интересное предложение, которое Вы сегодня сделали моему клиенту, Филимонову Станиславу Леонидовичу.

"Ого! — подумала Овечкина. — Вот это — оперативность. Ведь и часа не прошло, как мы расстались!". Стараясь сдержать охватившее ее волнение, майор лениво проговорила:

— Надо поговорить с администрацией СИЗО. Они явно недорабатывают: из тюрьмы позвонить легче, чем из больницы! — И, перейдя на деловой тон: — А что, собственно, обсуждать? Цифра коррекции не подлежит, сами понимаете, она минимальная.