Дарья Дезомбре - Ошибка Творца

— Когда мы встретились с Елисеем, на мне был узкий синий пиджак, и он сказал, что цвет моего пиджака идеально сочетается с цветом его глаз…

— Когда мы отдыхали на Барбадосе, Елисей, играя в гольф, рассек себе скулу, и с тех пор этот сексуальный шрам стал его визитной карточкой…

— Когда он приходил домой уставший, он кидал в меня вещи, любые, которые попадутся под руку. Я укрывалась, но вскоре это стало его любимой игрой, для расслабления после тяжелых съемок или от скуки. Он целился в меня предметами — я пряталась за мебелью. Он огибал мебель и снова целился. Иногда после таких игр я ложилась в больницу. Он всегда платил, и щедро, да и разъезжал без конца по всему свету, работы у меня было мало. Я оставалась, терпела. Но однажды он чуть не выбил мне глаз, и тогда я решила подать на него в суд…

— Что это? — подняла ошарашенный взгляд от показаний Маша.

— Понравилось? — мрачно кивнул Андрей. — И мне. Это его домработница. Последняя. Но привычку кидаться вещами он взял давно. Его мать умерла от кровоизлияния в мозг, по ее уверениям — упала. Однако существует заключение больничного врача, где говорится о явных расхождениях между рассказом елисеевской мамаши и характером тяжелой черепно-мозговой травмы, от которой она в результате и скончалась. Впрочем, поскольку мать в присутствии нескольких свидетелей уверяла, что «сама-сама», а Елисей еще был несовершеннолетним, дело возбуждать не стали. Далее — предыдущая девушка-домработница вернулась на Украину с солидным чеком и говорить со мной по телефону отказывается. Можно, конечно, и ее отыскать, но…

— Но ты сомневаешься, что ноги оттуда растут? Просто характеристика персонажа? — поняла его Маша.

— Не то что сомневаюсь. Открыть этот старый колодец и пустить ему пулю в лоб могла и девушка, но бывшая домработница явно далеко и утешилась деньгами, а последняя…

— А последняя подала на него в суд, а значит, выбрала другой способ защиты и мести…

— Да, как-то так. Хотя я, если честно, понял бы и колодец. Ты не представляешь, что он с ней вытворял. Однажды щипцами для завивки — он еще и завивался, не хило, да? — схватил ее за ухо. В другой раз — бросил в нее чашку с чаем, попал в голову и обварил кипятком. Она рассказывала, что, к счастью, пострадало не лицо, а только затылок, который потом облысел…

— Зачем она все это терпела? — Маша смотрела на него, нахмурившись. — Ведь точно не ради денег.

— Не ради? — Андрей с сомнением потер переносицу. — Она сказала…

— Андрей, не будь ребенком. Сейчас не эпоха крепостничества, а Елисей — не Салтычиха. Он — красивый, даже слишком красивый, молодой мужчина. — Маша запнулась. — Ну, конечно… — И она вернулась к чтению.

— Что — конечно? — потянул он ее за рукав, требуя объяснений.

Маша подняла глаза и поглядела на него, как на идиота:

— Очевидно, она в него была влюблена, вот и все.

— «Очевидно», — раздраженно заметил Андрей. — Ей около пятидесяти. А ему — двадцать.

— И? — Маша продолжала на него смотреть со спокойным ожиданием.

— Хочешь сказать, что любви все возрасты покорны?

Маша улыбнулась:

— Примерно так, милый. Примерно так.

— Все равно, — упрямо мотнул он головой. — Какие бы там у них ни были извращенные страсти — надоело мне это все! Не находишь, что у нас в последнее время перебор с гламуром? Все эти актрисульки, телеведущие, манекенщики, тьфу!

— Я нахожу, что у нас перебор с висяками, — посерьезнела Маша. — И мне это ужасно не нравится.

В Норвегии, родине белокурых и голубоглазых женщин, особенно подходящих под идеальный арийский типаж, романы между немецкими офицерами и норвежками особенно поощрялись. С 1940-го — даты вторжения полумиллиона фашистских войск на территорию страны — эти связи дали внушительное «чистокровное» потомство. Тысячи младенцев воспитывались в норвежских «Лебенсборн». После войны эти женщины сделались париями, впрочем, как и их дети, разом превратившиеся из идеальных арийцев в «немецкое отродье»: их преследовали в школе и на улице, издевались и избивали. Взрослые видели это, но молчали. Или участвовали. Главврач крупнейшей психиатрической клиники Норвегии объявил женщин, согласившихся на связь с немецкими офицерами, «умственно отсталыми». Соответственно, и дети их считались неполноценными. Вначале детей хотели отправить скопом в Дойчланд — мол, нам вашего не надобно, но послевоенная Германия лежала в руинах. Какое-то время серьезно подумывали о массовом переселении «ублюдков» в Австралию. В результате — все они отправились в интернаты, психические лечебницы. Здоровые дети росли рядом с тяжелыми шизофрениками, детьми, страдающими недержанием… Одной из tyskeungar — немецких детей оказалась будущая солистка группы АВВА Анни-Фрид Лингстад. Ее 19-летняя мать покончила с собой, когда отец-сержант покинул Норвегию и вернулся к законной жене. Женщины, родившие детей от «бошей», везде подвергались публичным оскорблениям, будь то Франция, Бельгия или Польша. Но нигде больше характер этих преследований не был таким массовым, и…