— Хорошо. Но почему Шварц впустил неизвестного человека поздно вечером в дом?
— Американская привычка? Потом — приятель дочери, нет?
— Ладно. А как он объяснил не причастным к убийству Максу и Тасе необходимость поехать по пригородному адресу?
— Положим, сказал, что хочет поговорить: они же присутствовали при «отравлении».
— Да. Вот это — про отравление — какая-то совсем бредовая история.
— Согласен. — Андрей задумался. — И еще. Помнишь, дачник говорил о том, что Макс тоже был в плаще и в резиновых перчатках. Тогда что получается? Два молодых человека сидят в одной машине, облаченные в плащи и перчатки супергероев, в которых очень удобно совершать суперубийства. Но один из них признается, а второй, официально, вовсе не при делах?
Маша кивнула:
— Верно. И еще — я прошлась по нашему Никите. Он стоит на учете, Андрей.
— Псих?
— Не просто псих. — Она вздохнула. — Он тяжелый параноидальный шизофреник — у них там вся семья по материнской линии в большей или меньшей степени страдает от шизофрении. Но у Никиты болезнь сопровождается двигательной гиперактивностью и расщеплением личности.
— А это еще что за звери?
— Гиперактивность, насколько я знаю, в основном диагностируется у детей, — нахмурилась Маша. — Невнимательность, неспособность сосредоточиться, неряшливость, шумные выходки… В старшем возрасте выходки становятся уже хулиганскими плюс — употребление наркотиков, беспорядочные половые связи… А вот расщепление личности — вещь намного более редкая.
— Во мне живут Иван Иванович, Иван Никифорович и Ивашка? — усмехнулся Андрей.
— Примерно. Но не все так просто. Я попыталась побеседовать с его бабкой, но без особого успеха — знаешь, такая вязкость мышления, свойственная и пожилому возрасту, и диагнозу. Видишь ли, эти двое живут в одной квартире, но каждый будто в своем аквариуме: бабка вся в телевизоре, воспоминаниях и черно-белых фотографиях. А внук — в своих видениях.
— Где он — эльф, спасающий зеленоглазых красавиц?
— Не только. Как ты заметил, у него может быть несколько личностей. У таких больных случаются приступы головных болей, после которых они не помнят, что совершали в другой ипостаси. Например, кроме как убийцей и эльфом, Никита был внимательным внуком, убирал, как мог, квартиру, даже еду готовил. И ты заметил его комнату…
— Она была скорее нейтральной.
— Да, — кивнула Маша. — Выходит, когда он возвращается в нормальное состояние после «эльфийского» кризиса, то убирает в шкаф все фэнтезийные принадлежности…
— Но я пока видел только эльфа, — упрямо сказал Андрей. — И премерзкого.
Маша вздохнула:
— Ты не на то обращаешь внимание. — И, заметив непонимающий взгляд Андрея, добавила: — Видишь ли, не углубляясь в детали его диагноза, я подумала вот о чем: даже если все доказательства будут у прокурора на столе, то обвинение в смерти профессора Шварца Никите ничем, кроме направления в профильную клинику, не грозит. — Она вздохнула. — Пойми, Андрей, этот парень — просто идеальная кандидатура на роль убийцы.
* * *
Анна согласилась на услуги первого же таксиста, прицепившегося к ней у выхода из зоны доставки багажа. Чемодан она взяла небольшой — никогда не была кокеткой: вся в отца. Да и вещей черного цвета в гардеробе оказалось совсем мало — поэтому она собрала с собой все, что имелось темно-серого и темно-синего колора. Даже брюки умудрилась купить прямо перед отлетом — в «Фили», родной Филадельфии, шел дождь. Воздух был жарким и влажным, одежда прилипала к коже. Никто не позарился на черные слаксы, пусть даже с 80 %-ной скидкой. Сидели те плохо — висели на заднице, обтягивая и делая более чем заметными полные икры. Но ей было все равно — она едва взглянула на себя в зеркало в примерочной кабинке. Попросила упаковать в пакет свои шорты, чтобы сразу остаться в траурной обновке. Девушка на кассе срезала бирку, аккуратно сняла пластмассовую нашлепку — защиту от кражи, дежурно улыбнулась, мельком скользнув по ее зареванному лицу. Правду сказать, она сегодня была совсем не в форме. Всю ночь опять проплакала, осознав там, на другом конце земли, что осталась совсем одна. Такое чувство одиночества она испытала только в детстве, когда мама за четыре месяца сгорела от рака. Но отец… Это было так неожиданно и так несправедливо. Как раз тогда, когда впервые за много-много лет она почувствовала, что любима. И (можно ли в этом признаться?) что именно она — любимая дочь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу