Валерия Вербинина - Чародейка из страны бурь

«Сергей Васильевич или кто-то другой? Неужели…»

На глазах у нее выступили слезы, но то были самые искренние слезы радости, которыми она плакала в своей жизни. Но тут ей в голову пришла совсем другая мысль.

«А если это вовсе не Ломов? Что, если это Мэтр, который решил таким образом проучить меня, насладиться моим страхом и заодно заставить рассказать, что мне известно? Нет, плакать еще нельзя. Не сейчас…»

Она быстро смахнула слезы со щек, поправила волосы и собрала все свое мужество, которое, как она предчувствовала, может ей скоро понадобиться.

Гроб выволокли из ямы и стали сбивать с него крышку, которую до того предусмотрительно заколотили гвоздями. Наконец ее сняли и откинули в сторону, и в то же самое мгновение Амалия открыла глаза.

Был хмурый, пасмурный день, но свет, разлитый в воздухе, показался ей самым лучшим светом на свете – даже несмотря на то что она не знала ни одного из тех людей, которые обступили сейчас ее могилу. Тут собралось шесть или семь человек, включая тех, кому выпала роль могильщиков.

– Кажись, живая, – пробормотал кто-то несмело.

Амалия скользнула взглядом по лицам и остановилась на лице человека, который стоял чуть впереди и в то же время в стороне от прочих. В руках он держал черный цилиндр, а его пальто и вообще одежда явно были скроены у лучших парижских – а может быть, и лондонских – портных.

– Добрый день, Мэтр, – сказала Амалия, вложив в голос всю язвительность, на которую она была способна. – Чертовски неудобный гроб вы мне выбрали, и дешевый к тому же, – прибавила она, косясь на кое-как сколоченную крышку. – Уверяю, что, если бы мне пришлось хоронить вас, я бы выбрала вам гроб по первому разряду.

Кто-то фыркнул, кто-то смущенно переступил с ноги на ногу, но человек в черном даже не шелохнулся. Это был пухлый, сдобный, представительный господин с довольно широким, маловыразительным лицом, и требовалось немалое воображение, чтобы представить его в роли главаря преступной организации. Он казался безобидным, как мягкий тюфяк, но глаза его, когда он, наконец, заговорил, сверкнули, как лезвие ножа.

– Да, госпожа баронесса, – промолвил он, качая головой, – мне говорили, что вы крепкий орешек. Честно говоря, я буду рад в другой раз обеспечить вам похороны по вашему вкусу, но пока… пока придется их отложить.

Он сделал знак своим подручным, и Амалию вытащили из гроба и заставили подняться на ноги. С обеих сторон ее крепко держали под локти, но сейчас она была скорее рада этому – ноги у нее подкашивались, и она менее всего на свете хотела обнаружить перед смертельным врагом свою слабость.

«Значит, я была права: он решил закопать меня живьем, чтобы испытать. Надо отдышаться, набраться сил, а потом улучить момент и бежать».

– Пошли, и без глупостей, – скомандовал Мэтр, надевая цилиндр. – Если вы попытаетесь кричать или звать на помощь, хуже будет только вам.

– Как скажете, мсье Ренар, – промолвила Амалия сладким голосом.

Рука Мэтра, поправлявшая цилиндр, замерла в воздухе, и Пьер Ренар недоверчиво покосился на Амалию, которая спокойно выдержала его взгляд.

– Что ж, тем лучше, – небрежно уронил этот странный и страшный человек. – Вы избавили меня от необходимости представляться.

Он зашагал впереди, а за ним его сообщники вели Амалию, которая, впрочем, и не думала сопротивляться. Двое могильщиков остались, чтобы заколотить пустой гроб и опустить его в могилу.

Осмотревшись вокруг, Амалия определила, что находится на каком-то бедном кладбище, причем явно не в Париже, а за его пределами. Она стала искать глазами хоть какой-нибудь указатель, но тут ее подвели к карете и втолкнули внутрь, и Амалия так и не успела определить, где именно они находятся.

Щелкнул кнут, застучали подковы лошадиных копыт. Амалия, устроившись на сиденье, с равнодушным видом поправляла складки на платье. Мэтр, сидевший напротив, сверлил ее хмурым взором. Глаза у него, как определила про себя Амалия, были как бы двойные, и верхняя их часть принадлежала маске почтенного буржуа и биржевика, которую он носил на людях, а нижняя принадлежала собственно Пьеру Ренару, главе европейского преступного синдиката. Сейчас, когда Мэтр и Амалия остались наедине, глаза ее противника окончательно утратили благодушное выражение. В эти минуты в них можно было прочитать сложную смесь решимости, нервозности, жестокости и – Амалия даже немного удивилась – страха. Да, да, могущественный Пьер Ренар чего-то боялся – чего-то или кого-то, уж не ее ли? Но ведь Амалию он мог попросту убить в любой момент – как, собственно, едва не произошло.