Татьяна Степанова - Падший ангел за левым плечом

Знаешь, Катя… Эта история… Все это можно было остановить тогда, пять лет назад. Если бы мы, уголовный розыск, отработали убийство девочки как следует, если бы подключились. А не надеялись лишь на начальника Рождественского розыска, который…

Полковник Гущин умолк. Но потом продолжил:

– Когда свой оказывается подонком – это урок на будущее всем нам. Он ведь, Вавилов, метил в министерство, на самый верх. Тесть бы со временем его и в министры протащил. Такие сейчас востребованы. Такие, кто ни перед чем не остановится. А мы так долго плутали в потемках. Мы запутались в трех делах.

– Мы сняли обвинение с Павла Мазурова в деле об изнасиловании и окончательно сняли все подозрения с учительницы Грачковской, – тихо сказала Катя. – Я часто думаю о них. Как они там? А вы?

– И я, – ответил Гущин, – но эта история кончается не так, как мы думаем.

Та, которую они вспомнили, даже и не подозревала об их существовании. Наталья Грачковская завершила свой труд в полдень. Теперь она трудилась неполный рабочий день – в торговом центре из-за кризиса начали увольнять персонал и жестко экономить на оставшихся. Зарплату ей урезали на половину, но она все равно держалась за место уборщицы в туалете зубами и ногтями, потому что других альтернатив не было никаких.

За свой неполный рабочий день она была вынуждена выполнять всю прежнюю работу в полном объеме – драила унитазы, мыла полы, скребла кафель, моталась по магазинам торгового центра, собирая мусор на тележку, ворочая тяжелые контейнеры. У нее сильно болела спина. И почти каждый день поднималось давление. Но она терпела. Рабочие лошади вынуждены терпеть все. Она радовалась, что ее не уволили. Что хоть как-то дают возможность дышать и существовать.

Перед тем как сесть на автобус и поехать домой, она зашла в супермаркет в торговом центре.

Наталья Грачковская купила пакет молока, бутылку кефира, маргарин – она уже полностью перешла на него, потому что сливочное масло было ей уже не по карману. Еще она купила пачку твердых, как камни, пряников, чтобы было с чем вечером пить чай.

Подошла к прилавку. Посмотрела на сырокопченую колбасу. Сглотнула слюну.

В это же самое время далеко-далеко от торгового центра Мимоза – Марина Приходько рыдала и сморкалась в бумажный носовой платок на допросе у следователя Следственного комитета. Дело об изнасиловании в отеле «Сказка» – точнее, об инсценировке – по материалам розыска возобновили производством. И следователь СК допрашивал всех по новой. Гражданина Витошкина искали с собаками за границей. И пока это происходило, следователь бросил все свои профессиональные силы на обработку Мимозы. Он порой так орал в кабинете, что дрожали стекла. Он чрезвычайно гордился своим «умением работать с обвиняемыми», грозя тем, что «вы, сукины дети, у меня домашним арестом и электронным браслетом не отделаетесь, сядете на парашу!».

Но не все было так мрачно. Для кого-то в этом деле даже сверкал, как праздничный фейерверк, хеппи-энд. Как же – нельзя же по нынешним пафосным временам без хеппи-энда, без счастливого конца.

Например, в жизни Алексея Грибова – сына прокурора – наступил самый настоящий период удач. И каких!

Леокадию Пыжову хватил инсульт. Случилось это на концерте – сборной солянке в Сочи, где скакала по сцене, приплясывая и подвывая на разные голоса, старая, давно всем опостылевшая попса. Леокадии стало плохо в гримерке. Ее доставили в госпиталь, и там у нее отнялась вся левая сторона.

Алексей Грибов перевез ее в Москву в квартиру на Арбате и нанял постоянную сиделку. Леокадия лежала в кровати, гулко, раскатисто пукала под одеялом. Сиделка, добрая простая баба, умилялась – «вот опять нежданчик!» – и кормила Леокадию тертым яблочком с ложки, как малое дитя.

Алексей Грибов зажил полной насыщенной жизнью – он катался на «Ягуаре» Леокадии по доверенности, тратил деньги с ее кредитных карточек, не считая, вел консультации со знакомыми по прошлой жизни нотариусами с тем, чтобы организовать опеку над Пыжовой и гарантировать в будущем получение ее наследства. Он подумывал о приобретении маленькой яхты для отдыха в Сочи и мимоходом приглядывал себе среди старух на эстраде новую «чистую и бескорыстную любовь» возрастом глубоко за шестьдесят. Он носил дорогие костюмы, обедал в лучших ресторанах, у него были деньги. Чего же еще желать? Это ли не хеппи-энд?

Для Павла Мазурова все тоже складывалось в этом мире на удивление хорошо. Во-первых, его отпустили из-под стражи. Во-вторых, «дело обкакавшихся в «Киселе» самым настойчивым образом замяли по-тихому. Из гостей «Киселя», где было немало влиятельных персон, никто не желал фигурировать в таком деле. Огласки и позора боялись пуще огня, а посему происшествие со слабительным и местью представили лишь как «вспышку острой кишечной инфекции». Ресторан «Кисель» закрылся.