Никита Филатов: Возвращение капитана Виноградова (сборник)

Владимир Александрович кивал в такт филимоновской декламации:

– Совершенно верно!

– «Во внешнем кармане находится расчетный листок на выплату заработной платы на имя Прохорова Ю. А. за…»

– У них в тот день тоже деньги выдавали.

– Много? – отложил протокол начальник.

– Сто семнадцать тысяч. С копейками.

– Не разгуляешься… Сходится?

Приятно было иметь дело с профессионалом.

– Практически один в один! Пирожные плюс коньяк плюс стоимость заказа в «Мутоне»… Остается практически то, что в кошельке обнаружили.

– Поздравляю. Ты, гляжу, даже отметил прямо в протоколе, что гражданин такой-то опознал сумку как принадлежащую убитому?

– Там немного не так сформулировано, но…

– А почему отдельным протоколом не оформил?

– Воняло там очень! – Все-таки Филимонов был ужасным занудой. – Пусть следак колупается.

– Ладно. И чего теперь скажешь?

– Дело ясное… что дело темное. Во-первых, по четвергам-пятницам мусор вывозят. Завтра позвоню, узнаю, конечно, но судя по тому, что бачки не забиты, – в ту неделю срывов не было, дерьмовозка приезжала. Дальше! Там постоянно бомжи ошиваются, роются в отбросах. Уж они-то сумку бы не прозевали… Тем более что лежала-то она не на дне, а почти на виду.

– Все?

– Нет! Шеф, как вы думаете, во что превратятся пирожные за неделю на свежем воздухе? Вот именно. А эти… Не то чтобы свежак, но во всяком случае где-то хранились, чуть ли не в холодильнике.

– Ты мне объясняешь, что сумку только сегодня подбросили чекисты? Так это, кажется, они и сами не скрывают.

Виноградов потеребил себя за ухо, не зная, что ответить.

– А эти что? Швейцар с барменом? Дурнее тебя?

– Да им плевать тыщу раз! – Владимир Александрович вспомнил зеленоватые физиономии понятых и пожалел, что в том дворике отсутствовал Александр Олегович. Хотел что-то съязвить, но удержался, вспомнив, что за двадцать лет в уголовном розыске майор насмотрелся и не такого. – Подписали…

– Готовь отдельное поручение к отправке. Назад, в следствие. Понапихай туда еще чего-нибудь, сам сообразишь! – Филимонов махнул рукой, отгоняя демонов честолюбия. – Что нам – приключений не хватает?

Наверное, это было бы неплохо – регулировать данную нам в ощущениях реальность наподобие квартирного водопровода: захотел – прибавил событиям интенсивности, надоело – перекрыл преспокойненько причинно-следственную связь. И отдыхай себе, переваривай… Можно погорячее сделать, можно про запас набрать, кому как нравится.

– О, Саныч, хорошо, что ты еще не ушел!

– Да? Для кого это, интересно, хорошо?

Виноградов уже и куртку надел, и портфель свой покрепче схватил в левую руку, правой приготовившись толкнуть дверь и распрощаться на сегодня с родимым кабинетом, но не тут-то было. Препятствие на пути домой на этот раз возникло в лице торжествующего Квазимодыча: коллега схватился за ручку с другой стороны чуть раньше Владимира Александровича – и теперь громоздился в пространстве, отделяющем их совместное рабочее место от коридора.

– Давай-ка топай на угол! – проигнорировав вопрос, распорядился он.

– Я, вообще-то, домой собрался. – Виноградов в доступной форме приготовился информировать Квазимодыча о своем абсолютном нежелании принимать участие в пьянке, если, конечно, повод недостаточно весомый. Но собеседник огорошил его неожиданным и в такой же степени странным поворотом мысли.

– Точно! Сам схожу, чтоб время не терять. Давай тонн десять, у тебя должны быть.

– С чего это?

– Слушай, на тебе «мокруха» в кабаке висит? Висит! Вот и получи свидетеля – ну просто пальчики оближешь!

– Квазимодыч, братан… Я завтра это отдельное поручение обратно спихиваю, в следствие. Может, он туда придет?

– Нет! Только к тебе.

– Почему?

– Потому что я ему сказал – Виноградов человек! – И, убедившись, что Владимир Александрович начинает стягивать с себя уличную одежду и кепку, приятель наконец-то ввел его в курс дела.

С одной стороны, это можно было посчитать счастливой случайностью. С другой, если представлять себе в полном объеме сеть негласного аппарата, оперативно перекрывающего не только криминогенные объекты, но и все фактически и потенциально затронутые разложением слои и социальные группы общества, нечто подобное рано или поздно должно было произойти: один из людей Квазимодыча попал в десятку. Подтаскивая за флакон самопальной водки пустые ящики и разбитую тару в ларечном ряду, оккупировавшем чахлый скверик напротив кинотеатра, этот старинный друг уголовного розыска услышал изрядно приукрашенный рассказ подгулявшего экспедитора о том, как на его собственных глазах в «Мутоне» блатные замочили фраера. Девица, принимавшая товар, пропустила эту драматическую историю мимо ушей, в отличие от Квазимодычева человека – тот на очередной встрече проинформировал опера, присовокупив на всякий случай номерок экспедиторского «каблука» и приметы действующих лиц.