Никита Филатов: Возвращение капитана Виноградова (сборник)

– Тогда не суетись. И не показывай на каждом углу, что такой умный… В институт, где Прохоров работал, идти собираешься?

– Допустим.

– Не ходи пока. Пожалуйста…

Виноградов изобразил неопределенный перекос лица, означающий, что он лично человек подневольный и если начальство или следак прикажут, то…

– Денек повремени. Это не приказ, естественно, – просьба! И не обижайся, ладно?

– Обидишься на тебя, как же! Себе дороже.

В робость Владимира Александровича коллега из параллельного ведомства не поверил.

– Подожди… Ты ведь, кажется, сумку ищешь?

Особой какой-то мистической проницательностью Костолевский не поразил – из первичных протоколов это было ясно и самому начинающему оперативнику.

– Допустим…

– А давай ты ее найдешь? – полуспросил-полупредложил контрразведчик. – Сегодня. Чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитый рабочий день?

– Давай! – Виноградов, в сущности, человеком был покладистым, хотя и знал, что бесплатный сыр попадается только в мышеловке.

– Скажем, после трех?

– А можно раньше?

– Боюсь, не успеем, – сожалеюще вздохнул Костолевский и даже развел руками.

Диалог все больше напоминал сценку из репертуара театра абсурда. Владимир Александрович снова почувствовал себя идиотом, но из роли не выходил:

– Жаль! А идти далеко?

– Ну, постараемся, чтоб не очень. Скажем… – Гость на несколько мгновений задумался. А потом принял решение: – Скажем, в соседнем доме с «Мутоном» есть мусорные баки. В проходном дворе. Вот там!

– Можно прямо сейчас идти? Чего ждать-то?

– Слушай… Я тебя просил не показывать, какой ты умный. Но и дурака из себя корчить, ради Христа, не надо!

– Прошу прощения, – искренне извинился Виноградов. С его стороны имелся определенный перебор, но найти нужный тон в такой ситуации оказалось достаточно сложно. – Нет, серьезно… А последний вопрос можно?

– Полагаю, мы договорились?

– Да, естественно. Только определи еще раз условия.

– Ну какие могут быть условия, что ты! Просто просьба: не соваться без моего ведома в институт. Впрочем, возможно, что мы с тобой завтра вообще вдвоем туда наведаемся. Но я позвоню сначала…

– А на кабельное? Где покойный подрабатывал?

– Тем более. – Собственно, студия располагалась прямо в здании НИИ и ответ на вопрос подразумевался.

– Я всегда готов пойти навстречу доблестным органам госбезопасности! – поставил точку под актом о капитуляции Виноградов.

– Наслышан, – с холодком отреагировал Костолевский. Чувствовалось, что кое-какие справки он перед беседой с норовистым оперуполномоченным навел. – Значит, договорились. Ты хотел что-то спросить?

– Это так, для сведения… Оттуда много чего пропало, из сумочки этой?

– Ничего, – с непонятным Владимиру Александровичу сожалением ответил гость. – Все, что было, там и есть. Слово офицера!

Почему-то Виноградов ему поверил…

В принципе, для Водолеев этот день был удачным: судьба иногда идет навстречу совестливым натурам, избавляя их от проблемы выбора и нравственных терзаний. Владимир Александрович еще не успел осознать себя в роли подлещика, заглотившего аппетитную с виду наживку, которая на поверку могла оказаться даже и не червяком, а простой красненькой ниточкой, как в отдел привезли зарплату.

Эт-то было, надо сказать, событие!

О том, что секретарь-бухгалтер уехала за деньгами, народ узнал еще до утреннего развода. Сотрудники прибывали в дежурку куда дисциплинированнее, чем по боевой тревоге, – хромые, больные-увечные, откомандированные и числящиеся на учебе клубились по кабинетам и местам общего пользования. Заместитель по борьбе, то есть по работе с личным составом, профилактически вылавливал ранее замечавшихся и склонных, туманно намекая им на последние приказы министра и общую трезвенную политику Главка, сержант-рукопашник занял исходную позицию у кассового окошка с ведомостью динамовских взносов…

Пользуясь случаем, опера зажимали в углах опрометчиво оказавшихся в зоне досягаемости участковых и методом сочетания кнута и пряника выжимали из них многочисленные справки по нераскрытым преступлениям и наиболее склочным «заявам» граждан.

Вызванных ранее на этот день свидетелей и потерпевших заворачивали прямо от входа, особо и не задумываясь над изобретением благовидных предлогов, – словом, за редким исключением, до выдачи денег никто не хотел, а после нее – никто не мог сколько-нибудь продуктивно работать. Промежуток между указанными выше двумя состояниями занимало время нахождения в очереди…