Елена Топильская - Записки сумасшедего следователя

Сказано – сделано. Средство достали, пошли в ресторан, познакомились с девушками, но травить их не стали, пожалели. Потом в том же ресторане они познакомились с официантками, постарше их лет на десять, прожили у них около месяца, потом прихватили из их квартир все ценное, что было нажито непосильным официантским трудом, – в основном золото и аппаратуру на астрономическую сумму, и были таковы. Но надолго этого не хватило. Они стали думать, где бы взять денег? И Демидова осенила блестящая идея, которую он развил в хитроумный план. Когда-то он служил на торговом судне вместе с пожилой буфетчицей, несколько лет назад ушедшей на пенсию, знал, что квартира ее набита ценными вещами. И придумал, что они придут к ней вдвоем с Соловьевым, выпьют водки, ей в водку подсыплют гексонал, и пока она еще не уснула, он – Демидов – предложит принести еще спиртного и уйдет, а когда хозяйка уснет, Соловьев откроет ему дверь, они ограбят квартиру, а потом Демидов объяснит буфетчице, что парня, с которым он вместе пришел, он, в общем-то, и не знает, познакомился с ним на улице, а вернувшись с дополнительной порцией спиртного, застал разграбленную квартиру и спящую хозяйку.

Идея была хороша, но, как у нас это всегда бывает, ее сгубило исполнение. У разбойников элементарно не хватило денег на водку, пришлось купить дешевого вина. И когда они улучили минуту и бросили гексонал в вино, то с ужасом увидели, что вино помутнело. Пришлось отказаться от шикарной идеи и воспользоваться подручными средствами – утюгом и топориком для разделки мяса. Отмывшись от крови и покинув место преступления с тяжелыми сумками, братки отправились в путешествие по бескрайним просторам нашей Родины. По слухам, на базаре в Сочи приценивались к пистолету, собирались угнать самолет в Турцию, но все же вернулись в Ленинград и стали жить у давней любовницы Демидова. И как-то раз Соловьева, выпившего и размякшего, потянуло на откровенность. В отсутствие Демидова он рассказал его подружке, что они убили и ограбили женщину и теперь их, наверное, ищут. Их взяли ровно через столько времени, сколько понадобилось любовнице Демидова, чтобы добежать до ближайшей милиции, плюс время на дорогу группе захвата.

На меня оба эти деятеля произвели впечатление на редкость убогих людей. Но меня поразило, как их, особенно Демидова, оценивали женщины.

Пострадавшие официантки, давая показания в суде, в один голос заявили, что претензий к подсудимым не имеют, причиненный им материальный ущерб они давно возместили ударным трудом в ресторане и очень просят разрешить им вступить в брак с Соловьевым и Демидовым. Сдавшая их любовница Демидова сказала, что совершила этот поступок (сообщила в милицию) из-за того, что тогда злилась на Демидова: перед его последним появлением у нее они расстались при следующих обстоятельствах. Демидов пришел к ней в гости, она стала кормить его обедом и сообщила, что беременна. Он поперхнулся, положил ложку в суп, встал и ушел, и больше она его не видела до того момента, пока ему не понадобилось пристанище. Ей пришлось сделать аборт, и она нанесла непоправимый вред своему здоровью. Эту душещипательную историю она завершила заявлением о том, что до сих пор любит Демидова и готова ради него на все. Одна из бывших подруг Демидова, у которой он достал гексонал, в суде сказала, что она сейчас замужем, у нее ребенок, но если Демидов (которому, кстати, светил немалый срок) позовет ее, она все бросит и пойдет за ним. Вот уж прямо флейтисты из Гаммельна!

В тот год, когда я стала работать секретарем в горсуде, там бурно обсуждали дело Фрязина. Двадцатитрехлетний Саша Фрязин был сыном профессора юрфака, отец его с матерью Саши развелся давно, жил отдельно, но как интеллигентный человек, отношения с сыном поддерживал. Саша решил жениться на девушке из хорошей семьи, преподавательнице английского языка, Лене Холевич, и перед самой свадьбой привел невесту к папе знакомиться. А папа был совсем еще не стар и хорош собой, и манеры у него были аристократические... Так и получилось, что Лена вышла не за Сашу, а за папу. А с Сашей отношения испортились безнадежно; если приходилось встречаться, они просто шипели друг на друга как кошка с собакой, и Саша, как типичный представитель «золотой молодежи», не сдерживался в выражениях, а Лена не скрывала своего страха перед ним.

Как-то раз муж-профессор уехал в командировку читать лекции заочникам. Лена осталась одна в квартире на первом этаже, а Саша нюхом почуял легкую добычу и стал по телефону требовать у нее денег. Получил грубый отказ и сразу примчался, стучал в окна и дверь с угрозами и оскорблениями. Лена в панике позвонила в ближайшее отделение милиции, просила приехать, спасти ее. Дежурный по отделению, в душе посылая ее куда подальше, долго убеждал Лену, что для паники нет никаких оснований. А Саша тем временем приставил к стене дома ящик и влез в окно, в красках рисуя Лене, как он будет сейчас расплачиваться с ней за все. Увидев его в комнате, Лена в ужасе завизжала в трубку, что ее сейчас убьют, а дежурный вежливо ответил ей, как в старом анекдоте: «Когда убьют, тогда и приходите». Саша тем временем взял трубку параллельного телефона и тихим голосом сообщил дежурному, что он не хочет ничего дурного, просто пришел за своими вещами, сейчас возьмет их и покинет квартиру. Я так и вижу его – лощеного красавчика и представляю эту холодную и ветреную темноту вокруг дома, охваченную отчаянием Лену, на которую плотоядно смотрит Фрязин, разговаривая с милиционером по телефону. Сейчас дежурный скажет Лене: «Ну вот видите, он сам сказал, что не хочет ничего плохого, только возьмет свои вещи и уйдет» и положит трубку. И Лена останется наедине со своим убийцей. И даже не хочется думать, что творилось в ее душе в эти последние минуты. В американском фильме «Безумие» прокурор, убеждая присяжных, что маньяк, убивший несколько женщин и детей и вырезавший их внутренности, не должен жить, применяет остроумный прием; «Одна из жертв, – говорит он, – умирала три минуты. Давайте сейчас помолчим три минуты, ровно три минуты, не больше, и каждый из нас пусть представит, что она чувствовала и как умирала». И маньяка приговорили к смерти.