Найо Марш - Всевидящее око [Чернее черного. Всевидящее око. Работа для гробовщика]

— Я пытался убедить себя, что ни один нормальный молодой человек не будет серьезно об этом думать.

— Я не могу с этим согласиться. Доведенный до бешенства, даже вполне нормальный юноша способен на это, и такие случаи известны.

— Вы хотели сказать, что во время беседы Освальд Берк любого из них мог своей критикой довести до такого состояния.

— Что-то вроде этого. Боюсь, что психика Фелтона очень неустойчива. Не вдаваясь в подробности, я могу сказать, что он очень легко может потерять голову. Увы, благодаря матери, у него очень гипертрофированное самомнение о своем таланте.

— Вот это ситуация!

— Именно так. В таких случаях никогда нельзя сказать, кто является настоящим пациентом: ребенок или один из родителей, жена или муж. Каждый просит вылечить другого, в то время как оба нуждаются в помощи, — он едва заметно улыбнулся, и у Дэвида сложилось впечатление, что поводом к этому послужили какие-то тайные мысли психиатра, а не его слова.

— Я согласен с вами, но, как мне кажется, мы не будем рассматривать миссис Фелтон как возможную убийцу?

В глазах мистера Лэмптона промелькнула ярость. Он не привык иметь дело с человеком, превосходившим его по интеллекту, и это было причиной раздражения.

— Том Драммонд очень сильный молодой человек, но не способен к самоконтролю, — кисло заметил Лэмптон. — Его дедушка был простым рабочим.

— Каменщиком, — поправил его Дэвид. — Квалифицированным мастером своего дела.

— А его отец своим выдвижением был обязан только самому себе. Крестьянская семья, — настаивал психиатр.

— А почему бы и нет? — заметил Уинтринхэм. — У каждого из нас можно найти что-нибудь подобное, если покопаться поглубже.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Культура, образование, образ жизни — все это в той или иной мере влияет на нашу психику.

— От всплеска эмоций никто не застрахован. Убийцы появляются из всех слоев нашего общества. Это вполне мог быть и Том, но не потому, что его дед был каменщиком.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — повторил Лэмптон, — но решили исказить мои мысли.

Дэвид удивился ребяческой настойчивости своего собеседника, но не стал акцентировать на этом внимание.

— По вашему мнению, выходит, что Драммонд обладает примитивной страстью к убийству, а у Фелтона наблюдаются психические отклонения. Вы могли бы назвать его психопатом?

— Боюсь, что да. У него было тяжелое детство. В двенадцать лет потерял отца, а его мать слишком любит его. К тому же он много болел. Возможно, шейные железы или легкие были тому причиной. Но врачи так и не пришли к какому-нибудь заключению. Рентгеновские исследования не помогли, да и вы сами знаете, как это случается.

— Да, — согласился Уинтринхэм. — Мне известно, как это бывает. Одни симптомы и никаких признаков определенного заболевания, не так ли?

— Именно это я и хотел сказать.

Дэвид встал.

— Большое спасибо. Было очень любезно с вашей стороны уделить мне столько внимания.

Он уехал из Кенсингтона в задумчивом настроении. Уже дома Дэвид стал искать фамилию Лэмптона в медицинском справочнике, но ни одного из них не звали Хью. И все же… в его описании детского заболевания Фелтона чувствовался профессионализм. Скорее это выражалось в манере изложения, а не в терминах.

— Чем ты занимаешься? — спросила жена, входя в комнату.

— Ищу Лэмптона.

— Я думаю, что он не является квалифицированным психиатром, и его там нет.

— Так оно и есть.

— А, я понимаю, что ты хочешь сказать. Тогда надо заглянуть в более ранние издания, вот это — 58-го года.

Дэвид улыбнулся.

— Умница. Я даже не подумал об этом.

В тот же самый вечер после встречи в баре Паулина с Томом вернулись в студию. Всю дорогу в лицо им дул холодный, обжигающий ветер, и когда они закрыли за собой дверь, то почувствовали, как сильно продрогли.

Студия была пустынной, и огонь в печи уже погас. Том был в ярости.

— Очень похоже на Криса — ушел без предупреждения и выстудил комнату, — проворчал Драммонд. — Мы целое утро были вместе, мог бы и сказать.

— Он может думать только о себе и своих несчастьях, — заметила Паулина, склоняясь на коленях перед потухшей топкой. — Брось мне спички.

Том выполнил эту просьбу и стал наблюдать, как она разжигает огонь, наслаждаясь точными движениями ее проворных пальцев.

— Мне нравятся твои руки, — тихо сказал он. Девушка еще несколько минут смотрела, как разгорается огонь, потом встала на ноги и подошла к нему.