Лев Самойлов - Выстрел в переулке

— Я пока еще не был на необитаемом острове.

— Жаль. — Он взял из лежавшего рядом раскрытого чемодана резиновую грушу и стал аккуратно отсасывать остатки воды из следов, отпечатавшихся в мягкой глине. — Не кажется ли вам странной близость следов друг от друга? — заговорил он снова, отложив грушу и нарезая ножницами полоски из промокательной бумаги.

— Честно говоря, нет.

— Сразу видно, что вы не следопыт. Следы очень часты. Посмотрите, как короток шаг. Величина такого шага, если учесть размер обуви, никак не свойственна шагу взрослого человека, и линии пути ломаная. Это вам тоже ни о чем не говорит?

— Увы, нет!

Подошли Гончаров с прокурором. Они внимательно прислушивались к объяснениям Александра Ивановича. А тот продолжал:

— Человек, идущий нормальным шагом, ступает сперва всей тяжестью тела на пятку, а затем на подошву. Вы представляете себе движение пресса с промокательной бумагой по написанному чернилами письму? Нога, обутая в ботинок, точно так же ступает сперва на каблук, затем как бы прокатывается по земле от каблука на подошву. Таким образом, от заднего острого края каблука обозначается резче след. Понятно?

— Понятно, но ведь здесь вся ступня хорошо отпечаталась на глине.

— Нет, в данном случае произошло необычное явление. Носок, вернее его передний край, оставил след глубже и яснее, нежели каблук.

Вмешался Гончаров.

— Человек пятился назад и ступал не на пятку, а на носок. Чтобы не поскользнуться и не упасть на мокрой, размытой дождем глинистой дорожке, он часто оглядывался. Вот вам объяснение, почему линия пути получилась ломаной. Далее. Человек не влез в окно, а выпрыгнул из него. Глубокие следы от прыжка находятся под самым окном, но там они были скрыты от нас лужей.

— Каким же образом окно оказалось запертым изнутри? — удивился я.

— Никаких чудес здесь не произошло. Я осматривал окно, оно заперто только на нижний засов, который немного заржавел и может задерживаться в верхнем положении. При самом незначительном толчке засов соскальзывает вниз и, опускаясь в гнездо, запирает окно. Когда преступник захлопнул за собой окно, оно именно таким образом и закрылось. Это обстоятельство могло ввести нас в заблуждение. Мне кажется, картина преступления выглядит так: после убийства Орлова Грачев и Марчевская не сразу вернулись домой. Страх гнал их от дома. Дальнейшее пока можно только предполагать. Надо думать, что Марчевская увидела, в какую пропасть она брошена своим милым другом, а он испугался ненадежного и опасного свидетеля. Произошло объяснение, и в результате Марчевской не стало... Дождь кончился на рассвете, часов в пять утра. Значит, этот человек выпрыгнул в окно и ушел чуть позднее, когда дождь уже прекратился, иначе следы были бы размыты.

— Федор Георгиевич, — спросил я, — какой смысл в этом аттракционе, если все равно Фагурнова видела убийцу входящим в дом?

— Верно. Но должен вам сказать, что в большинстве своем грабители и воры, а я за свою жизнь перевидал их немало, ограниченные люди. Иногда их хитрость и наглость можно принять за ум и смелость, но это ошибка. Возьмем для примера того же Грачева, хотя я далеко не уверен, что это его настоящая фамилия. Грачев, если можно так выразиться, лгал ногами. Он хотел, чтобы сотрудники милиции по направлению следов решили, что убийца проник в комнату Марчевской с улицы, и на этом основании вывели заключение, что он посторонний человек и его надо искать вне круга ее знакомых. А о том, что, кроме этих следов, оставлены десятки других, об этом Грачев не подумал.

Как бы в подтверждение этих слов подошедшая Коваленко сообщила, что в адресном столе Грачев Вадим Александрович двадцати восьми — тридцати лет, по профессии шофер, не значится, но что по отпечаткам пальцев на стекле окна и на разных вещах в комнате Марчевской личность убийцы установлена. Это преступник-рецидивист, неоднократно судившийся за грабежи.

— Грачев — его настоящая фамилия? — поинтересовался прокурор.

— Нет, — ответила Коваленко. — Грачев Вадим Александрович, он же Огурчиков Сергей Иванович, ранее был зарегистрирован как Бороздин Николай Степанович.

— Недурственно, — усмехнулся прокурор. — Я бы его самого поместил в музей и держал в террариуме.

— Огурчиков-Бороздин? Позвольте, этого субъекта я знаю. Он уже был в числе нашей клиентуры, правда не у меня, — вспомнил Гончаров. — Он даже как-то пытался развивать на допросе весьма любопытный взгляд на жизнь. Вы слышали что-нибудь о пресловутом «рывке?»