Мэри Кубика - Милая девочка

– Но ведь Мия поделилась бы с вами проблемами?

– Хотелось бы верить, что да. – Глаза Айаны стали грустными.

Раздался звонок, в коридоре послышались шаги. Айана Джексон встала, что стало для меня знаком к завершению беседы. Я оставляю ей визитку и прошу звонить, если она вспомнит что-то важное.

Я вижу их уже с лестницы – у дома собрались бригады различных новостных каналов. Они толпятся, дрожа от холода, но не расстаются с камерами и микрофонами. Я замечаю Тэмми Палмер с местного телеканала, одетую в тренч цвета хаки и высокие сапоги. Она стоит ко мне спиной, мужчина перед ней вытянул руку и выбрасывает пальцы – три… два… – это знак для Тэмми, что скоро они будут в эфире. «Я нахожусь у дома Мии Деннет…»

Я слышу это уже не первый раз, репортеры давно собираются на нашей лужайке. Постепенно их становится меньше, многие переключались на другие темы: закон об однополых браках и плачевное состояние экономики. После возвращения Мии они разбивают на лужайке настоящий лагерь, в надежде увидеть пострадавшую женщину или узнать нечто сенсационное, что можно сразу превратить в громкий заголовок. Они следовали за нами по пятам по всему городу до тех пор, пока мы не приняли решение не выпускать Мию из дому. На стоянке появились незнакомые машины, в окнах которых мелькают объективы фотоаппаратов, и сидят люди, желающие превратить дочь в источник наживы.

Я плотно задергиваю гардину и поворачиваюсь к сидящей за кухонным столом Мии. Спускаясь по лестнице, я обратила внимание, что она погружена в собственный мир, в который я сейчас бесцеремонно вторгаюсь. На ней потрепанные джинсы и синяя водолазка, цвет которой делает ее глаза потрясающе красивыми. Влажные после душа волосы разбросаны по плечам и спине. На ногах шерстяные носки, руки сжимают чашку с дымящимся кофе.

Мия слышит мои шаги и поворачивается. «Да, – говорю я себе, – в этой водолазке у нее просто удивительные глаза».

– Пьешь кофе? – произношу я, и тень, появившаяся на ее лице, подсказывает, что я говорю что-то не то.

– Обычно я не пью кофе?

На протяжении всей недели я стараюсь – порой чрезмерно – вести себя так, чтобы она чувствовала себя как дома. Делаю все, чтобы компенсировать безразличие Джеймса и вывести Мию из состояния апатии. И в результате, когда разговор, кажется, уже налаживается, я допускаю ошибку.

Мия действительно не пьет кофе. Она вообще старается не употреблять кофеин. Ей от него плохо. Но я смотрю, как она вяло подносит ко рту кружку, и думаю, может, на этот раз кофеин пойдет ей на пользу. Кто эта безвольная женщина передо мной? Я узнаю ее лицо, но не понимаю языка жестов, не представляю, откуда взялось тревожное молчание, заключившее в себя мою дочь, словно в мыльный пузырь.

Я молчу, хотя мечтаю задать ей миллион вопросов. Я столько молила, чтобы она просто была рядом. Любопытства Джеймса с лихвой хватит на нас обоих. Вопросы оставлю профессионалам, доктору Родос и детективу Хоффману, и тому, кто никогда не умел вовремя остановиться – Джеймсу. Передо мной сидит моя дочь и в то же время не моя. Она Мия и не Мия. Она похожа на нее, но пьет кофе, носит шерстяные носки и среди ночи просыпается от рыданий. На Хлою она реагирует живее, чем на родное имя. Она выглядит опустошенной, сонной, даже по утрам, когда встает с постели. Вчера вечером она подпрыгнула на своем месте фута на три, когда я включила измельчитель отходов, и поспешно ушла в свою комнату. Ее не было несколько часов, а когда я спросила, чем она занималась, дочь ответила: «Не знаю». Моя Мия не умеет долго сидеть без дела.

– День обещает быть прекрасным, – произношу я, но не дожидаюсь реакции.

Погода действительно отличная, ярко светит солнце. Но в январе оно появляется ненадолго, воздух вряд ли сильно прогреется.

– Хочу кое-что тебе показать.

Беру Мию за руку и веду в столовую, где повесила копию ее работы. Я сделала это еще в ноябре, когда была уверена, что она мертва. Живописная тосканская деревушка написана масляной пастелью с фотографии, снятой во время поездки несколько лет назад. Краем глаза наблюдаю за Мией и думаю про себя: «Если бы все можно было вот так сохранить».

– Твоя работа.

Она знает. Это она помнит. Помнит, как сидела в столовой с мелками и фотографией. Она тогда умоляла отца купить мольберт, и он согласился, хотя был уверен, что возникшая страсть Мии к искусству лишь минутная блажь. Мы долго охали и ахали, разглядывая законченную картину, чтобы потом поместить ее в кладовку рядом со старыми костюмами для Хеллоуина и роликовыми коньками и найти лишь тогда, когда детектив попросил предоставить ему фотографии Мии.