Жорж Сименон: Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник)

– Итак, – вновь взял слово Гишар, – наш друг Сим намеревается написать серию романов, где полиция будет представлена в истинном свете.

Я скривился, и это не ускользнуло от патрона.

– Почти в истинном свете, – поправился он. – Вы понимаете меня? Эта его книга – всего лишь набросок того, что он собирается написать.

– Он воспользовался моим именем.

Я полагал, что молодой человек смутится, принесет извинения. Ничего подобного.

– Надеюсь, что вы не обиделись, господин комиссар. Но это оказалось сильнее меня. Когда я представляю себе персонажа с определенным именем, я уже не в силах ничего изменить. Я тщетно пытался сложить всевозможные слоги, чтобы заменить фамилию Мегрэ. В конечном итоге пришлось отказаться от подобной идеи. Иначе это был бы не мой персонаж.

Он так спокойно произнес « мой персонаж», и самое странное, что я не возразил – возможно, из-за Ксавье Гишара и его искрящегося смехом взгляда, который он не сводил с меня.

– На этот раз речь идет не о бульварном романе, а о… Как вы это назвали, месье Сим?

– Полухудожественное произведение.

– И вы рассчитываете, что я…

– Я хотел бы узнать вас получше.

Я уже упоминал: ему были чужды сомнения. И полагаю, что именно в этом заключалась его сила. Думаю, благодаря ей Сим сумел подключить к своей игре моего патрона, который искренне интересовался любыми образчиками рода людского и который сообщил мне совершенно серьезно:

– Ему всего лишь двадцать четыре года.

– Мне трудно придумать персонаж, если я не знаю, как он ведет себя на протяжении всего дня. Например, я не смогу написать о миллиардерах, пока не увижу хотя бы одного из них в халате, поедающего вареное яйцо на завтрак.

Все это случилось так давно, но я по сей день задаюсь вопросом, по какой загадочной причине мы слушали его, не хохоча.

– Итак, вы хотели бы…

– Узнать вас получше, понаблюдать за тем, как вы живете и работаете.

Разумеется, патрон не отдавал мне никаких приказов. В противном случае я, без сомнения, заартачился бы. Какое-то время мне еще казалось, что Гишар меня разыгрывает, ведь он остался верным сыном Латинского квартала, а в ту пору Латинский квартал обожал подобные каверзы.

Быть может, для того чтобы сделать вид, будто я не принимаю всю эту затею всерьез, я равнодушно пожал плечами и сказал:

– Приступайте, когда захотите.

Обрадованный Сим вскочил.

– Прямо сейчас!

Повторю еще раз: теперь, по прошествии многих лет, все это может показаться смешным. В то время доллар стоил совершенно невероятных денег. Американцы прикуривали сигары от банкноты в тысячу франков. Чернокожие музыканты буйствовали на Монмартре, а богатые дамы в возрасте позволяли аргентинским жиголо воровать у них драгоценности во время танцевальных вечеринок.

Роман «Холостячка» печатался астрономическими тиражами, полиция нравов была сыта по горло оргиями в Булонском лесу, которые она не всегда осмеливалась прерывать, боясь побеспокоить «расшалившихся» работников иностранных консульств.

Женщины носили короткие стрижки и короткие юбки, мужчины щеголяли ботинками с заостренными носами и брюками, обтягивающими лодыжки.

Я отлично понимаю, что это ничего не объясняет. Но все это – часть общего целого. Я снова вижу юного Сима, входящего утром в мой кабинет, словно он уже стал одним из инспекторов полиции. Романист приветливо бросает: «Не обращайте на меня внимания», и усаживается в углу.

Он по-прежнему не делал никаких записей. Задавал мало вопросов. Он скорее имел привычку высказывать собственное мнение. Как он мне объяснил впоследствии – но это вовсе не означает, что я ему поверил, – реакция человека на какое-либо утверждение может рассказать о нем много больше, чем ответ на четко сформулированный вопрос.

В полдень, когда мы – Люка, Жанвье и я – шли на аперитив в ресторан «Дофин», что случалось частенько, он следовал за нами.

По утрам, во время оперативного совещания в кабинете нашего патрона, он всегда оказывался сидящим где-нибудь в уголке.

Это продолжалось несколько месяцев. Когда я спрашивал Сима, что он пишет, молодой человек отвечал:

– Все те же популярные романы, ведь я должен зарабатывать на жизнь. С четырех до восьми часов утра. В восемь часов мой рабочий день заканчивается. Я приступлю к написанию полухудожественных произведений только тогда, когда почувствую, что готов.

Уж и не знаю, что пришло ему в голову, но однажды, после того как в одно из воскресений я пригласил писателя отобедать на бульвар Ришар-Ленуар и представил его жене, молодой человек вдруг прекратил визиты на набережную Орфевр.