Жорж Сименон - Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник)

Оба мужчины чуть не соскользнули с камня, когда на него обрушилась волна, более высокая, чем остальные. Этого не произошло по чистой случайности.

В девяти случаях из десяти это могло закончиться очень плохо.

Мужчина, не видевший, кто на него напал, пытался вывернуться из рук, словно угорь. Голова его была зажата, и он извивался всем телом с поразительной гибкостью, которая в этой обстановке казалась прямо-таки нечеловеческой.

Мегрэ вовсе не собирался его душить. Он просто хотел его обездвижить, опираясь ногой на последнюю сваю. Эта нога удерживала их обоих.

Сопротивление противника длилось недолго. Это была лишь непроизвольная, животная реакция.

Как только к нему вернулась способность соображать, как только он увидел Мегрэ, голова которого касалась его лица, он послушно замер на месте.

Движением век он дал понять, что сдается, и когда его горло освободилось, слабо махнул рукой в сторону волнующегося моря и пробормотал еще неокрепшим голосом:

– Осторожно…

– Не хотите поговорить, Ганс Йохансон? – произнес Мегрэ, впившись ногтями в липкие водоросли.

Впоследствии он должен был признать, что в эту секунду его противник вполне мог сбросить его в воду простым движением ноги.

Это длилось всего мгновение, которым Йохансон, скрючившийся возле первой сваи, не воспользовался.

Позднее Мегрэ также откровенно признался, что ему пришлось какое-то время держаться за ногу своего пленника, чтобы взобраться по склону.

Затем оба в полном молчании направились в обратный путь. Воды заметно прибавилось. В двух шагах от берега их остановила та же водная преграда, которая совсем недавно мешала пройти комиссару, но теперь она стала еще глубже.

Латыш вошел в воду первым, пройдя три метра, поскользнулся, забарахтался в воде, и, отплевываясь, побрел дальше – теперь вода доходила ему до пояса.

Настала очередь Мегрэ. В какой-то момент он закрыл глаза, поскольку ему казалось, что он не сможет удержать на поверхности свое тяжелое тело.

Наконец они добрались до галечного пляжа; вода ручьями стекала с их одежды.

– Она разговаривала с вами? – спросил Латыш таким потухшим голосом, словно уже ничего не удерживало его в этой жизни.

Мегрэ мог бы солгать.

Но он предпочел сказать правду:

– Она ничего не сказала. Но мне все известно.

Они не могли оставаться здесь. Пронизывающий ветер превратил их мокрую одежду в ледяной компресс. Латыш первым начал стучать зубами. При тусклом свете луны Мегрэ увидел, что его губы посинели.

У него не было усов. На комиссара смотрело нервное лицо Федора Юровича, лицо маленького мальчика из Пскова, пожиравшего глазами своего брата. Но теперь в этих глазах, хоть и того же размытого серо-зеленого цвета, застыла жестокость.

С правой стороны виднелся утес с парой-тройкой светящихся точек; это горели огни вилл, среди которых была и вилла мадам Сваан.

И в пронизывающем темноту луче маяка можно было различить крышу, под которой она сейчас находилась с двумя детьми и перепуганной служанкой.

– Идемте, – произнес Мегрэ.

– В комиссариат?

Голос был покорным или, скорее, безразличным.

– Нет.

Мегрэ знал один из портовых отелей, «У Леона», и помнил, что там есть вход, которым пользовались только летом немногочисленные купальщики, приезжавшие на отдых в Фекам. Дверь вела в комнату, где в теплое время года устраивали столовую полулюкс.

Зимой рыбаки довольствовались выпивкой и устрицами с сельдью в зале кафе.

Именно в эту дверь вошел Мегрэ. Вместе со своим спутником он пересек темный зал и оказался в кухне; находящаяся там маленькая служанка от неожиданности вскрикнула.

– Позови хозяина.

Не двигаясь с места, она закричала:

– Месье Леон! Месье Леон!

– Нам нужна комната, – сказал комиссар, когда появился месье Леон.

– Месье Мегрэ! Да вы весь мокрый… Что случилось?

– Комнату, живее!

– Но в комнатах не топят! А грелки будет недостаточно для…

– У вас найдется два халата?

– Разумеется. Мои собственные. Но…

Он был на три головы ниже комиссара!

– Несите!

Они поднялись по крутой, с фантастическими изгибами лестнице. Комната была чистой. Месье Леон собственноручно закрыл ставни и предложил:

– Ну что, грога? И покрепче!

– Да. Но сначала халаты.

Мегрэ снова чувствовал себя больным. От холода раненая сторона груди словно заледенела.

Между ним и его спутником на некоторое время возникла непринужденность, свойственная людям, живущим в одной комнате. Они разделись, стоя друг перед другом. Месье Леон просунул в приоткрытую дверь руку с двумя халатами.