Николай Леонов - Выстрел в спину

Павел слушал, не перебивая, смотрел холодно. Олег выпил еще и взорвался:

— Поди ты, знаешь куда? Моралист выискался! Если тебе так уж приспичило, иди и настучи на меня. Тебя милиция похвалит, может, грамоту даст. Меня посадят, а ты к Ирише подкатишься. Думаешь, я не вижу, что ты к ней неровно дышишь?

Этого говорить Олегу не следовало. Павел хотел ударить, сдержался, молчал долго, боялся, голос подведет, наконец сказал:

— Договорились. Если ты до первого сентября не явишься с повинной, то на Петровку приду я.

Олег неожиданно понял, что все так и будет, звонок прозвенел, поезд не остановить.

Кругом были люди, и Олег разжал руку, отставил тяжелую бутылку в сторону.

— Я тебя не боюсь, — сказал Павел. — Если ты поступишь по-мужски, я обещаю сделать все возможное и невозможное, чтобы ты получил как можно меньше. Ты вернешься и начнешь заново, как человек.

Двадцать седьмого августа Олег не выдержал и позвонил Павлу, долго уговаривая его, пытался просить, в конце концов сказал:

— Беги сегодня, сука, завтра я тебя убью.

— Первого, мы договорились, первого, — Павел положил трубку.

Ветров не очень верил в угрозу, однако, немного подумав, решил, что, напившись, Перов способен на все. Когда мужчины дерутся, женщины страдать не должны. Если Олег решится на такое, его посадят надолго, очень надолго. Все им наворованное конфискуют. А Ирина? И Ветров, на всякий случай, написал завещание.

Лева зашел в кабинет, взял плащ, когда зазвонил телефон.

— Лев Иванович, здравствуйте, — сказал мужской голос. Гуров узнал Шутина.

— Здравствуйте, Евгений Семенович.

— Как ваше самочувствие? Как успехи? Можете не отвечать, знаю, что отлично. Вы установили, кто положил в сберкассу деньги, полученные Павлом перед смертью. Поздравляю! — Шутин явно издевался, а Лева вытер в буквальном смысле холодный пот. Как он мог узнать? Как? — Когда мне к вам прибыть? — спросил Шутин.

— Если у вас есть желание и свободное время, то через час, — стараясь подражать интонации Шутина, ответил Лева.

— Через час не могу, а через два буду, — Шутин говорил сухо и серьезно. — Конечно, глупость я сморозил. Рязань. Сберкасса. Деньги мне дал Павел. Взаймы. Боялся, не поверите. Вы и не поверите. Ваше дело. Я не убивал Павла, но догадываюсь, кто это сделал. А убийца догадывается, что я догадываюсь. Понимаете? Вам надо беречь меня. Святая простота…

— Хотите, я приеду за вами? — быстро спросил Лева.

— Не стоит, через два часа я буду у вас. Не забудьте заказать пропуск.

Лева вернулся в кабинет Турилина, рассказал о звонке Шутина и своих недоумениях.

Что происходит? Операция, которую провернул Шутин с деньгами, выявлена пятнадцать минут назад. Шутин звонит и сообщает, мол, он знает, что мы вышли на сберкассу.

— Откуда Шутин знает о нашем разговоре, Константин Константинович? — спросил Гуров.

Турилин покачал годовой, задумался. Зазвонил телефон, полковник указал на него Леве, и тот снял трубку.

Звонили соседи Ветрова и сообщили, что в квартире покойного только что раздался выстрел.

Через несколько минут полковник Турилин и Гуров вошли в эту квартиру.

Евгений Шутин лежал на спине, рядом валялись телефонный аппарат и пистолет «Вальтер». Шутин был убит выстрелом в висок.

Эксперт опустился на колени, осмотрел пистолет и сказал:

— Никаких отпечатков. Пистолет тщательно протерт.

И возникшая было мысль о самоубийстве Шутина отпала. Турилин посмотрел на Леву, как бы спрашивая: «Ну, что теперь будем делать, инспектор?»

За несколько дней до описываемых событий Олег Перов пришел в больницу.

На белой подушке лицо Семена Семеновича контрастно отливало желтизной. Он перенес уже третью операцию и знал: надежды нет никакой. Он умирал от рака горла, бинты подхватывали его подбородок, казалось, не рак, а именно бинты душат его. Тогда, два года назад, операция прошла благополучно, и лишь врачи знали, что опухоль была злокачественная, сейчас об этом знали все, и он сам знал.

Перов сидел на табуретке, облокотившись на широко расставленные колени, и бездумно смотрел на истонченный желто-прозрачный профиль «шефа». Семен Семенович говорить практически не мог, а Олег не хотел. Они молчали. Олег не знал, зачем пришел, им и раньше говорить было не о чем. Старик кончился, Олег жалел его, как жалеют совершенно постороннего человека, себя он жалел значительно больше.

Семен Семенович шевельнул своей тонкой в запястье детской ручкой, Олег наклонился, губы умирающего шевельнулись, наконец он чуть слышно прошептал: