Николай Леонов - Выстрел в спину

«Связывать, тащить в отделение… — рассуждал Олег. — До утра допрашивать будут». Он оглянулся в поисках милиционера. Тот всегда под рукой, когда ты улицу не в том месте перешел, оправдал себя Олег, положил пистолет в карман и, подхватив жену под руку, двинулся к выходу.

— Какой марки был пистолет? — спросил Гуров.

— «Вальтер» семь шестьдесят пять, — не задумываясь, ответил Перов. — Я сам не специалист, мне покойный Павел объяснил, он разбирался.

«Что же, он не знает, что именно из такого „Вальтера“ убили его друга? Если не он стрелял, то откуда он может знать?» — Лева потер лицо ладонями, словно ночь не спал.

— Вы рассказали о происшедшем Ветрову. И он?

— Сказал, чтобы я отнес оружие в милицию и дал приметы преступников. — Перов откашлялся, заскрипел стулом. — Виноват, Какие приметы? Так, шпана. Да чего оправдываться? Виноват. Честно сказать, пистолет отдавать не хотелось, оружие вещь притягательная. Я Павла обманул, сказал, что сдал и все прочее, а Иришка проболталась. Павел у меня отобрал, пообещал сам сдать.

— И сдал? — Лева знал уже, что Павел Ветров пистолет в милицию не сдавал.

Олег пожал плечами, качнул головой неопределенно.

— Вы этот пистолет больше не видели?

— Не видел.

— Ветров о нем ничего не говорил? — Гуров старался спрашивать как можно безразличнее.

Перов задумался, даже вздохнул, и Лева почувствовал запах перегара.

— Был разговор, — неуверенно ответил Перов. — Но вот кто и что говорил, убейте, не помню.

Олег Перов сказал правду, только не всю, а лишь безопасную для себя часть.

Он не рассказал, как Семен Семенович, узнав, что Павел Ветров собирается разоблачить Олега и тем самым препроводить в нарсуд весь подпольный синдикат, взглянул на подопечного удивленно и тихо спросил:

— А ты знаешь, что за хищение госимущества в особо крупных размерах предусмотрена и вышка? — Семен Семенович помолчал, шевеля бескровными губами. — Меня не тронут, мне скоро и так конец. — Он уже знал, что у него рак. — А у тебя, Олег, семья, жизнь впереди.

Олег Перов не рассказал, как вечером первого сентября, выпив и положив бутылку коньяка в карман, прогуливался у переулка, в котором жил Павел Ветров. У Олега был ключ от двери и перед самым возвращением Павла он вошел в квартиру и расположился на кухне.

Он не рассказал, как, стаскивая с рук кожаные перчатки, пьяно смотрел на мертвого Павла и облегченно улыбался. Покойник не пойдет на Петровку, не заявит. Семен Семенович прав — вся жизнь у Олега Перова впереди.

Гуров сидел в своей квартире на кухне и читал принесенную Ритой книгу Павла Ветрова «Скоростной спуск». Лампа освещала только стол — шкафы, раскладушка, окно, без штор казавшееся нагим и мертвым, тонули во мраке. Освещенная книга и стол казались Леве маленьким островком жизни в большой мертвой квартире, а сам он, Лева Гуров, был пигмеем в огромном, шумном даже в позднее время городе. Квартира находилась на четырнадцатом этаже, и когда Лева подходил к окну, город своими огнями простирался, как океан, до горизонта.

Лева уже давно перестал читать, книга нравилась и не нравилась ему. Ветров писал просто, четко, сразу включал тебя в компанию своих героев, подкупал доскональным знанием обстановки и происходящих событий. Но был он раздражающе прямолинеен, неприятно напорист, упрямо навязывая читателю свою, авторскую, точку зрения. «Неуютный он был человек, — размышлял Лева, перечитывая отдельные абзацы, — пер вперед, как трактор, ничего не объезжая и не притормаживая. Такой мог довести до белого каления. И довел». Лева отодвинул книгу, поднялся, поставил на плиту чайник, зажег в прихожей свет, «камера одиночного заключения» расширилась. Он заглянул в гостиную, темные силуэты ящиков походили на покинутые людьми дома, а большая комната — на вымерший город.

Лева закрыл дверь, вернулся на кухню, взялся за телефон. Позвоню отцу, пусть приезжают, хватит дурака валять. Впрочем, отца с матерью звонок и на минуту не поторопит. Клава всполошится, сама начнет звонить каждый день, и денег на эти разговоры не напасешься. Забыв, что он в джинсах, Лева сунул руку в карман, хотел выяснить, сколько у него осталось денег, затем решил не расстраиваться и о финансах не думать. Займу, как всегда, у Кирпичникова, он аккуратный, у него до зарплаты хватит.

Леве стало себя жалко, пытаясь побороть это великолепное чувство, он достал папку, блокнот и авторучку. Вечером, оставаясь один, Лева порой записывал свои впечатления о прошедших встречах и беседах. Надо бы это делать ежедневно, иначе свежие впечатления забываются, но не хватало силы воли и просто силы, и записи носили эпизодический и довольно сумбурный характер. Только Лева сосредоточился, как раздался звонок в дверь. Рита, прижимая к груди какие-то свертки, прошла в кухню.