Виктор Пронин - Полное затмение

– А, – протянул Сысцов. – Во всяком случае, так его обрисовала моя секретарша.

– Я могу с ней поговорить?

– Не хотелось бы, Павел Николаевич, не хотелось бы. – Сысцов, полуобернувшись к окну, некоторое время с явным удовольствием смотрел на потоки дождя по стеклу. – Уж больно нервная какая-то банда на меня наехала. Тот же самый Левтов... Он мог договариваться с людьми. И по-хорошему, и по-плохому... Ведь крутой бандюга был... А обернулось вон как! Поэтому прошу – не надо трогать мою секретаршу, она девушка впечатлительная... Если будут вопросы, передайте мне, я сам у нее уточню все, что вас заинтересует. То, что она запомнила, я передал – кудрявенький, чернявенький, одет во все темное...

– Одну минутку, Иван Иванович! Вы сделали важное уточнение... Он действительно кудрявенький? Или патлатенький? Или просто чернявенький? Он смуглый или загорелый? Вы меня понимаете?

– Наш он, Павел Николаевич, наш. Не с Кавказа.

– Ну что ж, пусть так.

– Секретарша у меня девочка не просто впечатлительная, а еще и наблюдательная. Другие в секретаршах не задерживаются.

– Значит, Левтов из крутых?

– Да, – помолчав, сказал Сысцов.

– Ручонки у него того...

– Замараны ручонки, Павел Николаевич.

– Авторитет?

– Да.

– Хорошо, наведу о нем справки... Хотя не знаю, зачем это, человека-то нет.

– Что вы думаете обо всем этом, Павел Николаевич?

– Что тут думать... Похоже, ребята работают давно, не меньше года, похоже, работают удачно, до сих пор все у них получалось, все стыковалось. Ведь Левтов не только вас опекал?

– Не только.

– Ребята решили выйти на новые круги, может быть, подумывают о том, чтобы прибрать к рукам город... Хотя у них вряд ли это получится, они просто не представляют, какой улей могут растревожить. Их поведение говорит о наглости и неопытности. Так нельзя. Так вести себя никому нельзя.

– А как мне вести себя?

– Спокойно. Мягко. Доброжелательно. Условие одно – вы должны иметь дело с первым человеком. Об этом повторяйте им постоянно. Захотят встретиться... Не отказывайтесь. Время, Иван Иванович, тяните время. Вдруг вам понадобилось куда-то съездить на несколько дней, потом оказалось, что здоровье забарахлило и надо показаться столичным врачам... И в то же время вы всегда на месте, всегда готовы разговаривать. Но! С первым человеком. Вы знаете правила игры, вы нисколько не удивлены их появлением, осталось только оговорить условия, сроки, характер услуг... Ведь они предлагают вам услуги, «крышу», другими словами. Насколько надежна их «крыша», насколько долговечна, не рухнет ли под напором неожиданного ветра... То есть вы оговариваете все это как с людьми серьезными и ответственными. Угроз, прямых, наглых угроз не приемлете, а договариваться – всегда пожалуйста.

– Я вот только сейчас подумал, – сказал Сысцов, поднимаясь, – с «крышей»-то оно спокойнее, а, Павел Николаевич?

– В понятие «крыши» входит и возможность ее уничтожения. В понятие «крыши» входит и возможность ее замены на другую, – жестковато произнес Пафнутьев и тоже поднялся. – В понятие «крыши» входит и то, что иногда она превращается в свою противоположность. Поэтому происшедшее неприятно, но... Так обычно и бывает.

– Может быть, может быть... Но в мою бытность первым все было куда надежнее, а, Павел Николаевич? – Сысцов улыбнулся, показав отлично сделанные зубы из белого фарфора. Поскольку зубов было много, все они ослепительно сверкали, то широкая улыбка Сысцова оказалась похожей на оскал, дружеский, не очень опасный, но все-таки оскал. – В мое время мы бы с такой бандой в сутки разобрались, а, Павел Николаевич?

– Кто же вам мешал оставаться первым? – наивно спросил Пафнутьев. – Напрасно вы покинули свой кабинет, Иван Иванович. Кстати, кто в нем сейчас сидит?

– Шелупонь! – резко ответил Сысцов.

– Мне кажется, что напрасно вы подпустили шелупонь к власти, ох напрасно. Вся шелупонь сидит не только в вашем кабинете, она заняла кабинеты и повыше... Напрасно.

– Против исторического процесса не попрешь, Павел Николаевич! – воскликнул Сысцов уже из прихожей.

– Почему? – удивился Пафнутьев. – Я же иду против исторического процесса. И ничего.

– Против какого процесса вы идете?

– Я имею в виду криминализацию всей страны, – простодушно улыбнулся Пафнутьев. – Новая власть плюс криминализация всей страны. Это и есть наш нынешний капитализм.

– С вами опасно разговаривать, Павел Николаевич.

– Но так было всегда.

– Признаю, я вас недооценил в свое время... – Сысцов развел руки в стороны, как бы признавая свою оплошность.