Виктор Пронин - Победа по очкам

– Разумеется, – кивнул Пафнутьев.

– Какое бы решение вы ни приняли – позвоните… Вот телефоны, по которым можно связаться со мной. – На экране возникли три номера, и Пафнутьев, достав блокнот, быстро переписал их. – Успели записать? – улыбнулся Лубовский.

– Успел, – сказал Пафнутьев.

– Вот и хорошо. Я вас не тороплю, Павел Николаевич, но думать слишком долго тоже не стоит – в ближайшее время я уезжаю. По делам, разумеется. Тогда нам связаться будет гораздо труднее. Всего доброго, Павел Николаевич. – Лубовский игриво подмигнул одним глазом, приветственно махнул рукой и пропал.

Пафнутьев подождал еще некоторое время, но на экране снова пошли черно-белые полосы, и он выключил телевизор.

– Что-то ты засуетился, любезный, что-то ты засуетился. Ну ладно, – тяжко вздохнул Пафнутьев. – Разберемся. – Он прошел на кухню, вынул из холодильника вскрытую уже бутылку виски, плеснул себе в граненый стакан и, не торопясь, выпил. – Ваше здоровье, Юрий Яковлевич. Удачи вам… До скорой встречи.

***

Наутро точно к девяти Пафнутьев пришел в свой новый кабинет, где ему предстояло изучать жизнь и деятельность Лубовского. Кабинет оказался небольшим, здесь было все, что нужно для работы, – зарешеченное окно, сейф, письменный стол, в углу стоял затертый диванчик, на котором можно было при желании прилечь на часок-другой.

– Спасибо, – сказал Пафнутьев в пространство, ни к кому не обращаясь. – Все очень мило.

Он сел за пустой стол и, подперев щеки кулаками, некоторое время сидел неподвижно, привыкая к новому месту. На стене висел неизменный в последнее время портрет президента. Хорошо, что хоть без Лубовского за спиной, усмехнулся Пафнутьев и, подойдя к окну, отдернул штору.

Окно выходило на автомобильную стоянку прямо перед входом в здание. Это хорошо, одобрил Пафнутьев. Третий этаж позволял видеть всю стоянку и даже различать номера машин. Да и жизнь этого странного заведения в стороне от центра тоже была видна – кто приехал, с кем уехал, на какой машине. В общем, знающий человек многое может увидеть из окна третьего этажа.

Кто-то заглянул в дверь. Пафнутьев обернулся, но увидел лишь исчезающую физиономию какого-то чиновника.

– Извините, – пробормотал тот. – Немного заблудился.

– Бывает, – откликнулся Пафнутьев. – В жизни столько всего бывает, – бормотал он, когда дверь за незнакомцем уже закрылась. Открыв стоявший в углу старомодный сейф, он вынул все десять томов и сложил их в две стопки на письменном столе. Причем сознательно укладывал их на стол чуть с размаху, как бы бросая на полированную поверхность. Из толстых томов уголовного дела выползала пыль. «Видно, долго никто к ним не притрагивался», – подумал Пафнутьев. – Пыль может заводиться в таких томах только при условии, что они в архиве, – пробормотал он. – А в архиве они могут появиться после суда, когда вынесен приговор и герой этих произведений окажется там, где ему и положено быть. А мой герой по президентским кабинетам расхаживает…

Пафнутьев наугад взял верхний том и, не торопясь, пролистнул его. Ему не нужно было вчитываться, всматриваться, сличать, чтобы даже по общему виду этой прошитой шпагатом папки понять и характер дела, и общее его состояние. После шестьдесят четвертой страницы шла шестьдесят седьмая. Развернув том посильнее, он увидел остатки вырванных страниц.

– Суду все ясно, – пробормотал он озадаченно. Просмотрев том уже повнимательнее, Пафнутьев еще в нескольких местах нашел клочки удаленных документов – показаний, признаний, протоколов. – Суду все ясно, – повторил он, захлопывая том.

– Разрешите? – снова приоткрылась дверь, и в кабинет заглянул все тот же незнакомец.

– Всегда вам рад, – ответил Пафнутьев. – Давно жду.

– Мы знакомы? – удивился гость.

– Вряд ли.

– А как же понимать…

– Шутка.

– О! – восхитился тот. – Здесь так редко встретишь человека, способного…

– Да, я такой, – кивнул Пафнутьев.

– Игорь Александрович Шумаков. – Незнакомец протянул руку. – А вас, простите?

– Сейчас вспомню… Ах, да… Пафнутьев моя фамилия. А зовут Павел Николаевич.

Шумаков быстрым, наметанным взглядом скользнул по обложкам томов уголовного дела и в ужасе закатил глаза:

– Значит, на вас это дело повесили!

– Это хорошо или плохо?

– Смотря для кого!

– Для меня, конечно!

– Плохо.

– Почему?

– Ну что тут говорить… Я закурю?

– Конечно.

Шумаков сел на стул, закинул ногу на ногу, щелкнул сверкающей зажигалкой, пустил дым к потолку.