– Итак, господин Ордынцев, еще раз прошу меня простить, вид вашей компании, поверьте мне, был довольно подозрителен: ну точь-в-точь, как у тех большевистских лазутчиков, что давеча поймали на подступах к нашей батарее. Представьте себе – в косоворотках, лаптях и пенсне! Быков их за волгчан не признал, зато запомнил, как они отлавливали чиновников в первые же дни захвата власти в городе большевиками.
– И что же эти, в пенсне? – поинтересовался Николай.
– А что? Ничего интересного рассказывать нипочем не хотели, – капитан закурил папиросу, – повесили первого, второго немножко мои казачки потоптали сапожками, так он все же заговорил. Правда или нет сказана была им, узнаем скоро, менее чем через час. Кстати, этого, второго, тоже повесили, рядом с первым, он заслужил…
Николай слегка поморщился, он так и не привык к жестокостям последних событий, охвативших Россию.
– У меня к Вам просьба, Николай Арефьевич, большая просьба… Расскажите мне, пожалуйста, что Вы видали в городе в последние дни, меня интересует, ву компрене, – сколько красных в городе, что они предпринимают, как вооружены… Да, называйте меня Петром Константиновичем, я понимаю, Вы же штатский.
– Да, Петр Константинович, я штатский, но чем-то помочь все же смогу, вероятно. Так, идемте к Вашей карте.
– Вот здесь, – Николай поставил крестик, – у переезда, возле нефтяной пристани стоит пушка, на больших железных колесах, с клепаным лафетом, зеленая, с коротким стволом. Подле нее обычно четыре-пять латышей. Вот в этих домах квартирует до полусотни латышей, – жильцов не знаю куда дели, может, выгнали, а может…
– Перебили! Мне Быков рассказал, его они своим считают, сочувствующим, вот он и лазит там везде, а по ночам ко мне приходит, рассказывает. Но Вы продолжайте!
– Извольте. Здесь на подъеме, в этих трех домах – человек тридцать китайцев, наемников. А в городе, в казармах кадетского училища, большая часть их людей. Говорят, что там полк, но я не знаю, сколько там народу, не считал. Ходят патрули, по пять человек, – Ордынцев задумался, – больше сообщить мне особенно нечего.
– Штаб их где? – задал вопрос штабс-капитан.
– В купеческом особняке, доме Триандафилова, на Караванной. Там высокая ограда, сад, в общем, оборону держать можно. Внутри я, понятно, не был…
– А командует ими кто? – было ясно, что знает это штабс-капитан, но спросить лишний раз не повредит.
– Говорят, какая-то женщина, не знаю точно кто, – впервые за весь разговор что-то недосказал Николай.
– Ну ладно, спасибо. А теперь начнется кое-что интересное. Пойдемте, поглядим на Волгу, это красиво, утром особенно, – любезным тоном предложил офицер. Возражения опять были неуместны.
Они вышли почти на край обрыва. На ветке столетнего, не менее, дуба сидел солдат, и внимательно осматривал реку через бинокль. В утренней тишине послышалось пыхтение и шлепанье колес по воде. Вскоре обнаружился и источник звуков – буксир с длинной черной трубой, волокущий за собой две баржи. На его флагштоке трепыхался красный флажок.
– А не соврал комиссарчик, все по расписанию, как у хорошей судоходной компании. Буксир-то назывался просто «Юг», а теперь – переименовали его. Знаете, как теперь? «Борец за свободу товарищ Троцкий»! – офицер ухмыльнулся, – ну, ничего, фарватер здесь узкий, что справа, что слева – мель. Авось, правильно навели. Давай, Анисим, голубчик, сигнал!
Солдат-наблюдатель встал на ветке в полный рост, достал из брезентового чехла ярко-желтый флажок и взмахнул им. Там, в лесу, очевидно, заметили его жест – раздались четкие команды, потом кто-то крикнул: «Огонь!»
Раздался громовой раскат, свист-рев, и через какие-то секунды рядом с буксиром поднялся в небо столб воды.
Потом еще, и еще, какие-то взмахи флажками, отзвуком из леса: «недолет полкабельтова», «перелет три четверти», «правее три!».
Потом произошло то, к чему стремились орудийные расчеты: одна из барж исчезла из виду, скрылась в брызгах, а когда они рассеялись, по Волге плыли какие-то бесформенные обломки, тела людей и барахтались выжившие, пытаясь доплыть до берега.
Буксир вертелся на месте, загребая одним колесом, им явно никто уже не управлял. Вторая баржа стала пятиться, уносимая течением. По ней тоже велся интенсивный огонь. Вскоре она получила повреждения, не такие разительные, как первая, но вполне достаточные, чтобы утратить плавучесть. С нее стали прыгать за борт люди, некоторые с винтовками, а другие, более практично мыслящие, налегке.
Читать дальше