Луис Гарсиа-Роза - Юго-западный ветер

— На следующей неделе можно будет забирать Соседа. Не хочешь навестить его еще разик до этого?

— Отлично. Навестим нашего друга завтра утром!

Кофеварка была уже включена, хлеб поджаривался в тостере. Эспиноза пробежал глазами заголовки, отхлебнул первый глоток кофе, и тут зазвонил телефон. Это была Ирэн, она предлагала пообедать вместе. По крайней мере, она была не в Сан-Пауло. Тосты были готовы, он глотнул еще кофе, и тут телефон зазвонил во второй раз. Он решил, что это Ирэн забыла о чем-нибудь сказать. Снял трубку.

— Комиссар Эспиноза?

— Да.

— Моя мать умерла.

— Габриэл! Ты где?

— Дома… с ней.

— Из-за чего она умерла?

— Газ.

— А ты уверен, что она мертва?

— Абсолютно.

— Ты уже кому-нибудь сообщил об этом?

— Нет.

— Я сейчас буду.

Он залпом допил кофе, позвонил Уэлберу, торопливо дал ему кое-какие инструкции, переоделся и вышел из дома. Когда он подошел к двери квартиры в районе Фламенго, Габриэл открыл ему еще прежде, чем комиссар успел нажать кнопку звонка. Парень был бос и взъерошен. Из одежды на нем были только шорты.

— Я открыл окна, чтобы проветрить комнату от газа. Тела я не касался. Не смог.

Запах газа почувствовал и Эспиноза. Квартиры на первом этаже всегда тяжело проветривать, а Габриэл к тому же не открыл дверь гостиной. В кухне дона Алзира сидела на полу перед духовкой; ну, хоть здесь дверь была открыта. Эспиноза предположил, что смерть наступила уже несколько часов назад, возможно, рано утром.

— Она заперла дверь в кухню и окно, заткнула щели ковром и включила на полную конфорки и духовку. Я нашел ее только утром, когда проснулся. Она закрыла щель под дверью в мою спальню мокрым полотенцем со своей стороны.

— Она оставила какую-нибудь записку?

— Нет.

— Как вы провели вчерашний вечер?

— Поели вместе. И довольно рано пошли спать.

— Что она говорила за ужином?

— Ничего особенного. Да мы почти и не говорили.

— Она тебе говорила о показаниях, что дала позавчера?

— Какие показания? Она что, в четверг давала показания?

— Ладно, расскажу позже. А за ужином она не говорила ничего такого, что могло бы служить намеком, почему она так поступила?

— Она вообще ничего серьезного не говорила. Сказала только, что примет снотворное. Вообще, обычный разговор.

Эспиноза позвонил в 19-й участок, который находился отсюда в трех кварталах. Через пятнадцать минут прибыли двое полицейских. Эспиноза объяснил, что его вызвали раньше, поскольку он был знаком с этой семьей. Он позволил полицейским начать предварительное расследование. Медэксперты прибыли пять минут спустя. Эспиноза некоторое время оставался в квартире, ожидая, пока Габриэл переоденется и ответит на вопросы. Потом покинул квартиру, оставив телефон, по которому можно с ним связаться.

По дороге домой Эспиноза думал о том, насколько это странно, когда шестидесятилетняя женщина, глубоко верующая и прожившая всю жизнь, ни разу не нарушив моральных заповедей, вдруг приходит в полицию и с гордостью признается в том, что совершила два предумышленных убийства незнакомых ей людей на том основании, что они являются слугами дьявола. При этом она верит, что защищает своего сына, и не испытывает никаких моральных сомнений. А на следующий день после исповеди она ужинает с сыном, как обычно желает ему спокойной ночи, после чего кончает с собой, не оставив даже никакой записки. Эспинозе казалось, что здесь концы не сходятся с концами.

Добравшись до дома, он заварил себе еще одну чашку кофе. За окном ветер все еще буйствовал и гнул к земле деревья в сквере на площади. Эспиноза вновь позвонил Уэлберу: попросил того сделать копии признания доны Алзиры и разослать их в 9-й, 10-й и 19-й участки вместе с сообщением о ее самоубийстве. Он позвонит позже и все объяснит.

Днем он заехал за Ирэн. Они выбрали ресторан на проспекте Атлантика, на набережной, и сели за столик лицом к морю, хотя Эспиноза не был уверен, что вид океанской глади поможет ему изгладить из памяти вид мертвой доны Алзиры.

— О чем ты молчишь?

— О матери Габриэла.

— А что насчет нее?

— Она мертва.

— Мертва?

— Самоубийство.

— Из-за сына?

— По-видимому, из-за себя.

Эспиноза рассказал о ее признании и повторил рассказ Габриэла о ее самоубийстве.

— Эспиноза, мне кажется, что женщина не могла совершить эти убийства.

— Ты ее знала?

— Никогда в жизни не видела, но, по моему мнению, шестидесятилетняя дама не способна убить двух человек с таким хладнокровием.