Андрей Константинов - Реализация

– Да, – вздохнул Юнгеров, – действительно, компот… В одночасье его не расхлебаешь, тут время нужно… Жаль. Ты бы ему, действительно, мог помочь, но теперь… Все, конечно, образуется, перемелется… Егор парень правильный, неглупый, и толк из него может выйти… Только вот, боюсь, как бы ни перемололось все в будущем – а все равно будет между всеми стоять эта утопленница… Как ее звали-то?

– Зоя, – глухо ответил Штукин и быстро достал новую сигарету.

– Дай-ка и мне, – протянул руку к пачке Юнгеров, выбрал сигарету, закурил от зажигалки Штукина и грустно заметил: – Я всегда говорил – есть события обратимые, а есть – необратимые. Необратимые – это рождение нового человека, смерть и судимость…

Штукин тяжело вздохнул, соглашаясь:

– Александр Сергеевич, я… Я постараюсь с Егором как-то объясниться… Ну, переломаю я себя… Знал бы сразу, что он для вас, и что для него Николенко…

– Ладно, – тихонько пристукнул кулаком по столу Юнгеров. – Поживем – увидим. Пусть Егор пока перегорит сам, а там – посмотрим. Может, все вместе поговорим, может – вы и сами друг с дружкой объяснитесь… Давай-ка к нашим баранам вернемся. К товарищу Гамернику и твоему заходу к нему… Допустим, все завертится. И в чем все же глубинный смысл?

Штукин быстро загасил окурок:

– Я скажу за себя. У меня – личный счет. Хотя, я понимаю, что лично меня Гамерник убивать не собирался – он и сейчас вряд ли знает, что я такой, вообще, есть на белом свете. И Ося – тоже под замес попал, и его, наверное, не хотели… Но для меня это ничего не меняет. Я хочу, чтобы они все равно ответили… Надеяться на государство в этом плане – нет резону. И, потом, я хочу сам, своими руками что-то сделать для того, чтобы им плохо было, а не просто сидеть и ждать на берегу, когда мимо меня проплывет труп врага…

Юнгеров вдруг подумал о том, что Егор, когда кинулся на Штукина, мог рассуждать похоже: пусть и неумышленно Валера эту Зою сгубил – но если сгубил, то ответить должен… Александру Сергеевичу стало как-то неуютно от этой мысли, и озвучивать вслух он ее не стал. Валера же между тем продолжал:

– Это – моя мотивация. Что же касается глубинного смысла того, что я предлагаю – тут все просто: я хочу, чтобы он, проверив, поверил мне, а я потом смогу дать ему ту информацию, на которой влипнет. Более четко сформулировать я не могу.

Юнгеров покачал головой:

– Куда уж четче… Ты не кокетничай… Говоришь – информацию, на которой он влипнет? А где такую взять, как смоделировать? Он же не квартирный вор, чтоб его с поличняком за шкирку…

У Валеры азартно заблестели глаза:

– Он – не вор, но пошлет-то на дело квартирных воров! Ну, в лифте расстреливать послал же он мокроделов! А эти «воры» в лапах Крылова – они не суки – молчать не будут…

Снова возникла пауза. Юнгеров медленно жевал нижнюю губу, прикрыв глаза, и думал. Штукин вдруг заметил, что трясет нервно левой ногой, и приказал себе унять эту дрожь. В стекло окна билась поздняя сентябрьская муха – уже не очень юркая, толстая и полуснулая. Александр Сергеевич встал, распахнул окно, выпустил муху и оглянулся на Штукина:

– С другой стороны, а что мы теряем? За спрос денег не берут, а смешным показаться… да наплевать! В любом случае, у него неприятный осадок будет – и это тоже хорошо. В том смысле, что справедливо. Но и опускаться до того, чтобы бомжи ему под дверь срали, тоже неохота. Ты не напрягайся, это я так, к слову… Говно под дверью – оно, кстати, очень настроение портит, но ведь не это же – цель… А информация, которой можно замочить… Типа, ты знаешь, где Флинт зарыл сокровища? Где мои левые грузы через таможню идут? Так меня тут не зацепишь. Я ведь и сам – не квартирный вор, и Гамерник это понимает.

Валера понял, что решение почти принято, еще чуть-чуть и…

– Главное – начать, Александр Сергеевич!

Юнгеров прищурился почти по-ленински:

– Ну, брат… Мы ведь с тобой не ремонт в хрущевке затеваем.

Валера хотел было серьезно кивнуть в ответ, но не выдержал и весело фыркнул. Глядя на него, улыбнулся и Юнгеров, сам не понимая с чего. Они так поулыбались друг другу, а потом Штукин сказал:

– Я знаю очень много разных несерьезных лирических нюансов про вас и ваше ближайшее окружение. Но, по сути, я не знаю ничего.

– И?

– Какое-то время можно продержаться!

Юнгерову от его улыбки вдруг стало как-то светлее. Он вспомнил себя в молодости, и ему тоже захотелось ощутить кайф от собственной бесшабашности, от бравирования азартом и внешне несерьезного отношения к серьезнейшим вещам. Продолжая улыбаться, Александр Сергеевич вдруг сказал: