Анатолий Шестаев - Приключения Синегорова

Бурянхаев насупился и стал размышлять, обижаться ему или нет. Матвеич глянул на него, рассмеялся:

— Шутка, Миша. Тебе покрепче или послаще? Конфеты все в сахарнице, а сахара, извини, нет, не держим-с.

— Ничего, я уж без сахара, — пробурчал внештатник. — А ты чего тут делать собрался?

— Да вот, газету новогоднюю.

— Открытки наклей да поздравления напиши.

— Умный ты, Миша, как аксакал, только борода черная.

Попивая чай со страшным хлюпаньем — Синегоров стоически терпел — Миша поговорил о ценах и политике и потом засобирался домой. Проводив его, Матвеич позвонил домой, сказал, что задерживается на работе, и взялся за ручку. В голове уже складывались четкие строчки эпиграмм, неожиданно возникшие при разговоре с Мишей.

Это про лейтенанта Быкадорова, заочно учившегося на зоотехника и как-то прочитавшего Синегорову свои нескладные стихи.

Над последней строчкой Синегоров задумался. Если в рифму, то продолжение идет к тому, что «морально неустойчив». Нет, так нельзя, убьет, да и жена его что подумает. Пишем: «К тому ж, морально он устойчив». Строки про дядю Степу относились к самому длинному оперу на всей Колыме Гене Дьячкову.

Это про дежурного РОВД москвича Лаптина. Подумав, Синегоров исправил «закладывать» на «докладывать». Все-таки праздничная газета.

Само собой сложилось про опера ОБЭП Багулина, вместе с которым Синегоров месяц назад задерживал двух пьяных мужиков, пытавшихся сначала удрать на машине, а потом полезших в драку.

В принципе это прокурор, но пусть каждый про себя думает, ухмыльнулся Синегоров.

Вспомнился вдруг начальник отдела. Но эти строчки в газету Матвеич вносить не стал. Зачем обижать человека под Новый год.

Тут же не отрываясь от стола Матвеич написал несколько адресных поздравлений-пожеланий, подборку новогодних снов, пару новых анекдотов. Через полтора часа стенгазета была полностью готова.

Следующий день принес неожиданный подарок. На посту ГАИ при осмотре автомашины Бидоева сотрудниками ДПС было обнаружено и изъято два килограмма промышленного золота.

Довольный начальник РОВД, положив телефонную трубку, улыбаясь во весь рот, говорил Синегорову:

— Видал, не только вы золото изымаете, В УВД я уже доложил, давай дальше раскручивай, Бидоева допроси, откуда золото, и в камеру, ну, сам знаешь.

— А откуда мы знаем, что это золото? — огорошил его Синегоров.

— Ну ты что, как? Я уже доложил. Да что мы золото от другого металла не отличим? — возмутился Ершов.

— Зря поторопился, теперь УВД не отвяжется. Экспертизу же не делали, а насколько я знаю, металл лежал в багажнике машины почти открыто, так золото не возят. Я сейчас опрошу Бидоева, а Захарченко быстренько отвезет металл на экспертизу, и через час-полтора будем знать, аурелиум или что другое.

Синегоров знал что говорил. Чтобы изъять два килограмма золота, надо очень хорошо поработать, и не один месяц, а чтобы вот так, на блюдечке…

Отправив Захарченко с металлом в УВД, он вызвал к себе Бидоева. Тот зашел в сопровождении сержанта, спокойно поздоровался и сел на предложенный стул. Попросив разрешения, закурил.

— Что, не первый раз в милиции? — спросил Синегоров.

— Приходилось бывать, что здесь такого, — спокойно ответил Бидоев.

— Так что у вас в багажнике было?

— А-а, это? Так это бронза, — усмехнулся задержанный.

— Зачем вы ее возите?

— Как сказать, просили меня достать бронзы, то ли для таблички, то ли статуэтку делать, вот я и раздобыл немного, да не успел отдать.

— А кто просил?

— Вот я и говорю, не успел отдать, замотался, а он уже уехал на материк, так вот и валяется в багажнике.

— А может, вы продать хотели?

— Да кто ее купит?

— Нет, не бронзу, а золото, — уточнил Синегоров, в упор глядя на задержанного.