Кое-кто этим пользуется: раз - и готово. Настрочит что-то и ходит с гордо поднятой головой.
Так вот вам молитва на случай таких соблазнов. Когда потянет выдумывать без внутреннего повода, не забудьте повторить.
«Боже, дай полюбить еще больше людей. Дай собрать в памяти своей все лучшее в них, припомнить ближе всех ближних и, вдохновившись силой любви, быть в силах изобразить. О, пусть же сама любовь будет мне вдохновеньем».
Конечно, надо не только произнести, но и попытаться понять.
Как полюбить еще больше? А вдруг герой этого не заслуживает?
Уподобиться, что ли, Плюшкину? Ликовать по поводу всякого теплого луча, как тот радуется огарку свечи?
В том-то и есть смысл молитвы.
Умоляешь: дай полюбить! позволь отыскать невидимые миру жемчужины! разреши увидеть то, что скрыто под толщей хлама!
ГЛАВА ПЕРВАЯ. МАЭСТРИНЬКА
Появление Эберлинга
Этот человек в самом деле был художником Эберлингом.
Случалось, кто-то примет Альфреда Рудольфовича за самозванца вроде упомянутого Пушкина, но сразу поймет ошибку. Нет, тут без обмана. Просто не вообразить художника без черной фески и широкой артистической куртки.
Скорее, двубортный костюм на нем выглядел странно. Он и сам не очень любил себя в цивильном виде. Если и допускал компромисс с галстуком, то лишь по официальной надобности.
Редкий экземпляр. Можно сказать, коллекционный. Сейчас таких и вообще нет, да и тогда оставались единицы. Большинство представителей этой породы исчезли в самых разных направлениях.
Одни умерли, другие уехали за границу, а третьи просто растворились без следа.
Это случалось чаще всего. Прямо какая-то чертовщина. Еще вчера видели, разговаривали, а сегодня телефон глухо молчит.
И никто не спросит: «Куда подевался?» Словно был исчезнувший случайно заблудившимся миражем.
В отличие от них всех художник оказался на удивление живуч. Жил и жил. Причем по тому же адресу, по которому поселился в начале века.
Знаете дом на углу Воскресенского и Сергиевской? Два кольца, два конца… А ровно посредине башенка, примыкающая непосредственно к его мастерской.
Первый прохожий и двадцать шестая квартира
Не то чтобы счастливчик. К примеру, номер квартиры у него был не семь или девять, а двадцать шесть.
В этом умножении тринадцати на два кто-то увидит предупреждение, а Эберлинг только посмеивался.
И то, что Сергиевская и Воскресенского сменили название, его ничуть не смущало.
Ну и что с того, что сменили? Главное, он сам сохранил самые дорогие свои привычки и манеры.
Никогда ни до, ни после не появлялось на этих улицах такого прохожего.
Были, конечно, попытки. И высоко тянули шею, и прямо держали спину, но все же конкуренции ему не составил никто.
Сдачу в кассе Альфред Рудольфович получал с той же церемонностью, с какой целовал дамам ручки, а за покупками шел так, словно направлялся в Колизей.
Не в кинотеатр «Колизей», а в самый что ни есть настоящий римский форум.
Тут дело не в одной в феске, но в прямом профиле и строго выверенных движениях.
И еще в чем-то таком, что и вообще невозможно объяснить.
Хотя улица, в отличие от сцены, не предполагает разделения на планы, он всякий раз умудрялся быть первым. Когда выходил вместе с супругой, она непременно плелась сзади.
Альфред Рудольфович и один хорош, а вдвоем они просто загляденье.
Прохожие непременно спросят друг друга: как думаешь, дочка или внучка?
В самом деле, могла быть внучкой. Все-таки больше тридцати лет разницы.
Елена Александровна совсем не красавица, но манеры и обхождение на редкость приятные. Можно даже увидеть в ее облике что-то несегодняшнее.
Стоит прислушаться к их разговорам. С трех раз не догадаетесь, как она называет мужа. Нет, не «Альфред» или «Альфредушка», а «Маэстринька».
С какой стороны взглянешь на это слово, таким и будет его смысл. Так - «самый уважаемый», а так - «самый родной».
И то, и другое, безусловно, правильно. И уважаемый, и родной. Столь же приближенный к музам, как к нему самому близки ученики и друзья.
Эберлинг на вершинах власти
Вот какая «квадратура круга»! Рядовой квартиросъемщик, подписчик «Ленинградской правды», член ЛОСХа, а, приглядишься, - ископаемое.
Что ни говорите, протеже самого Серова!
Сам-то Валентин Александрович - человек вздорный, в должности придворного живописца не задержался, и указал на своего знакомца по Академии.
С той поры стал Эберлинг персоной, приближенной к императору.
Читать дальше