Александр МакКолл Смит - Талантливый господин Варг

Олаф сказал:

– Я хотел бы кое-чем с вами поделиться. Я никогда не говорил об этом с другими – никогда.

Доктор Эбке ободряюще кивнул.

– Что ж, Олаф, – сказал он. – Поэтому-то мы здесь и собрались. Весь смысл группового подхода в том, чтобы разделить свое бремя с другими.

– Да, да, – вставила Генриетта, – я лично всегда считала, что, когда делишься своим бременем, оно становится легче. Правда, становится. По крайней мере, по моему опыту.

Доктор Эбке был явно очень доволен.

– Знаете, а Генриетта очень даже права. Любая ноша становится легче, когда тебе помогают. Неважно, что это – сумка, рюкзак… Все, что угодно.

Ульф поморщился. Как именно несколько человек будут нести один рюкзак? Весь смысл устройства рюкзака в том, что его вешают на спину. Так каким образом можно надеть эти лямки на двух людей одновременно? Им придется встать друг к другу лицом, с рюкзаком, висящим между ними, да и лямки наверняка перепутаются.

Олаф, оказывается, еще не закончил.

– Я понимаю, что мне лучше высказаться побыстрее – то есть сейчас, а не когда-нибудь потом.

Генриетта подалась вперед.

– Да, Олаф. Я хочу это услышать. Правда хочу.

Олаф посмотрел на нее не без тревоги.

– Почему? – спросил он. – Откуда у вас такой интерес?

Генриетта ответила ему взглядом, исполненным оскорбленной невинности.

– Потому что мы хотим вам помочь, – сказала она, – с этими вашими неприличными импульсами.

Олаф повернулся к доктору Эбке:

– Неприличными? Кто сказал «неприличными»?

Вопрос был адресован доктору Эбке, но ответила на него Генриетта:

– Да вы же сами и сказали, Олаф. Вы написали об этом в вашей биографии.

– Ничего подобного я не писал, – возмутился Олаф. – Я написал «мучительные мысли».

– Нет, это не так, – вмешался Петер. – Вот, посмотрите, – и тут он достал из кармана письмо от администрации и развернул его. – Да, тут так и говорится: «тревожные импульсы». Видите? Импульсы, а не мысли.

Доктор Эбке поднял руку.

– Мне кажется, нам не стоит разговаривать друг с другом в обвинительном тоне. Важно то, что собирается сказать Олаф – здесь, в нашем присутствии.

– Мне хотелось бы понять разницу между импульсом и мыслью, – прервал его Петер. – Есть она вообще, как вам кажется?

– На самом деле это вопрос… – начал было Олаф.

Но Петер прервал и его:

– Я спрашивал не вас, – сказал он, – а доктора Эбке.

Олаф был явно задет.

– Не нужно разговаривать со мной в подобном тоне. Ведь это мои мысли мы тут обсуждаем.

– Ваши импульсы, – поправила его Генриетта.

Ульф внимательно слушал, разглядывая Олафа. Он гадал, не приходилось ли им раньше встречаться – на профессиональной почве. Непростая будет ситуация, подумал он, если кто-то из присутствующих начнет рассказывать о каком-либо своем противозаконном поступке. В чем тогда будет состоять его долг? Может, он должен будет выхватить свой полицейский значок и сказать: «Достаточно психотерапии – вы арестованы»? Он старался разглядывать Олафа не слишком пристально, но чем дольше он на него смотрел, тем больше подозревал, что разговор будет, скорее, об импульсах, чем о мыслях, – и разговор этот будет не из простых. Но тут Олаф поднялся на ноги.

– Я уезжаю, доктор Эбке. Простите, но участвовать в группе я не смогу.

– Какой вы импульсивный, – сказал Петер и рассмеялся, заслужив суровый, неодобрительный взгляд от доктора Эбке.

– Поводов для веселья здесь нет, – сказал психолог. – И смеяться друг над другом мы не должны. Это очень, очень серьезно.

Ульф старался не рассмеяться. Достав носовой платок, он высморкался. Это помогло.

Доктор Эбке последовал за Олафом на улицу, на ходу пытаясь уговорить его остаться. Но Олаф, похоже, был непоколебим. С того места, где сидел Ульф, открывался превосходный вид на стоянку. С некоторым удовлетворением он отметил, что Олаф подошел к машине с тонированными стеклами, сел в нее и уехал. Еще большее удовлетворение ему принесли наблюдения за доктором Эбке, который, проводив Олафа до машины – он явно до последнего надеялся уговорить его остаться, – решил забрать что-то из собственного автомобиля. И этим автомобилем, конечно же, оказался «Мерседес-Бенц». Ульф повернулся к Петеру.

– Это ведь ваш «Порше» там, на стоянке? – спросил он.

Петер кивнул.

– Да. А почему вы спрашиваете?

– Хорошая машина, – довольно ответил Ульф.

«Конечно, это твоя машина, – подумал он. – Ну естественно».

После отъезда Олафа атмосфера в комнате стала другой, и остаток сессии прошел достаточно гладко. Когда очередь дошла до Ульфа – до его проблем, – то он ограничился разговорами о том, как его расстраивает необходимость иметь дело с чужими дурными поступками. Поскольку доктор Эбке рассказал всем, что он – следователь, это позволило Ульфу говорить о стрессе, связанном с его работой. Он, однако, предупредил группу, что не имеет права вдаваться в детали и что все, что он расскажет о своей работе, следует понимать в самом общем смысле.