Борис Васильев - Пуле ангел не помеха

Больше всего он любил ездить в командировки в колонии с проверками, где его по давно установившейся традиции принимали как дорого гостя – хлебосольно и от души. Он благосклонно принимал угощение, не отказываясь и от скромных подарков, в виде солидного оковалка свинины или нескольких кур из подсобного хозяйства. Мог взять и деньгами, особенно если обнаруживал в проверяемой колонии грубые нарушения режима содержания осужденных. В одну только колонию он не ездил, впрочем, туда его и не посылали – в колонию, начальником которой был его отец. Эта колония в областной системе исправительно – трудовых учреждений в свое время славилась тем, что в ней никогда не происходило ни бунтов, ни побегов, ни голодовок среди контингента. Может быть там и случались какие-нибудь происшествия, но об этом никто ничего не знал. Начальник умел не выносить сор из избы и дальше «колючки», ограждавшей зону, информация о действительном положении дел не распространялась.

Только благодаря авторитету Портнова – старшего, который давно бы мог по своим заслугам работать в областном аппарате, но всегда отказывался от подобных предложений, Леонид и держался на службе. Его терпели и не особенно притесняли. Когда же отца все-таки вытолкали на пенсию, Леонид был уверен, что ему удастся занять его место, и он до конца своих дней будет блаженствовать в тепле и уюте на правах князька. Но давние отцовские связи с прикормленными им вышестоящими руководителями не помогли. Их как-то в одночасье отправили вслед за отцом на «заслуженный отдых» и Леонид остался один на один перед выбором: или ехать на должность начальника отряда в отдаленную колонию, расположенную за триста с лишним километров от областного центра, или переходить на службу в милицию. Он выбрал, по его мнению, из двух зол меньшее – стал заместителем начальника паспортно-визовой службы. Не имея о ней ни малейшего понятия, Леонид надеялся обрасти солидными связями и стать значительной, а потому и дорогостоящей фигурой. Но и здесь он не удержался. Его быстро раскусили и предложили убираться подобру-поздорову. Он записался в ОМОН, чтобы поехать ненадолго в Чечню, как-нибудь там перекантоваться, а вернувшись в ореоле боевой славы, проложить себе путь вверх по служебной лестнице в качестве заслуженного офицера.

Оказавшись на земле, каждый день пребывания на которой мог оказаться последним, он понял, что о славе придется на время забыть, а сначала надо позаботиться о собственной безопасности. Как и все, кто оказался вместе с ним на этом блокпосту, Леонид старался лишний раз не высовываться из-за укрытия, чтобы ненароком не подставить голову под пулю снайпера. Но проходили дни за днями, а никто, похоже, и не собирался на них нападать. По дороге изредка проезжали боевые машины, на которых сидели скукожившиеся от холода солдаты, скрежеща гусеницами и грохоча черными дымными выхлопами проползали танки, направляясь туда, где разворачивались главные события. В обратную сторону никто не спешил. Казалось, в той мясорубке, куда как в бездонную пропасть проваливались люди и техника, ничего от них не оставалось. А про них, коротающих войну в тишине и спокойствии, все забыли – и свое начальство, и боевики, занятые где-то более важными делами. Не появись однажды на дороге эта злосчастная «Нива», их в конце концов скорее всего сняли бы с этого никому не нужного поста и отправили бы вслед за теми, кто не возвращался. Но судьбе было угодно распорядиться по-своему. Пробыв в Чечне вместо трех положенных месяцев всего полтора, на блокпосту, с которого их должны были снять через считанные недели, все остались живы, не получили ни единой царапины. Они вернулись, чтобы оказаться в тюрьме, называемой следственным изолятором, в шести различных камерах. Выйдя через месяц на свободу, пятеро столкнулись с нелегким выбором: что делать дальше. Виктор вернулся на войну. . .

Он так никогда и не узнал, какой идиот распорядился выдвигаться на ночь глядя. На дороге колонна грузовиков, которую сопровождали два БТРа, нарвалась на засаду. По давно отработанной, оказавшейся в горных условиях идеальной схеме, боевики подбили головную и замыкающую машины, факелами запылавшие в вечерних сумерках. Виктор оказался в головной. Взрывом его припечатало к броне. Но он не сразу потерял сознание, и какое-то время владел собой. Когда машина остановилась и раздалась команда «К бою!», он попытался выбраться наружу. Он уже высунул голову из люка, и в этот момент от второго прямого попадания машина вспыхнула. Впервые оказавшись в такой ситуации, оглушенный и перепуганный, он потерял ориентировку. Пули щелкали по броне, вгрызались в каменистую почву вокруг, но откуда стреляли Виктор не мог понять. Вывалился на землю, передернул затвор автомата и отключился.