Фридрих Незнанский - ...И грянул гром

– Да уж расценивай как знаешь. И засмеялись оба, счастливые.

– Слушай, Шурик, а откуда вдруг у тебя такой телевизор? – удивилась Ирина Генриховна, кивнув на «Самсунг» довольно приличных размеров, который стоял на месте едва ли не портативного «Сокола».

– Грязнов привез. Сказал, чтобы глаза не портил.

– Денис?

– Да нет, Славка.

Явно удовлетворенная ответом, Ирина Генриховна присела на стул в изголовье, поставила на колени впечатляющий, битком набитый целлофановый пакет.

– Слушай, Шурик, я тут тебе кое-что принесла…

– Ирка… – взмолился Турецкий, – ну я же тебя просил. Мне уже складывать жратву некуда, медсестрам раздаю. Ты каждый день носишь, Грязновы с Меркуловым чуть ли не целый холодильник всякой всячины натащили. Что ты, на откорм меня поставила? Я ж ведь этак могу и в ожиревшего импотента превратиться.

– Ну до импотента тебе еще далеко, – успокоила Турецкого Ирина Генриховна, – хотя и жалко, что далеко. Будь ты импотентом, я бы тебя еще больше любила. А что касается домашнего бульона из петелинской курочки, да опять же домашних пельменей, от которых ты аж трясешься, то, думаю, они не помешают.

– Так оно бы… к пельмешкам…

– Перебьешься. К тому же, насколько я знаю Грязновых с Меркуловым, вы уже успели и телевизор этот обмыть, и за твое выздоровление выпить.

– Иришка… – устыдил жену Турецкий, принюхиваясь к запаху наваристого, еще горячего бульона, термос с которым уже громоздился на тумбочке. – Конечно, коньячку армянского по пять граммулек выпили, но только в пределах допустимой нормы.

– А кто вашу норму мерил?

– Ирка, прекрати! И давай-ка лучше рассказывай, как там наша Нинель. Всего лишь три дня, как не видел, а уже кажется, что целая вечность пронеслась.

– С дочерью, слава богу, все в порядке, а вот… И Ирина Генриховна вкратце пересказала все то, что услышала от матери Чудецкого. Замолчала было, покосившись на мужа, однако не удержалась, добавила:

– Боюсь я за него, Шурик. Очень боюсь. Парень-то хороший, да и как музыкант… В общем, боюсь.

– Так ведь взрослый уже парень, пора бы и своим умом жить.

Она полоснула по лицу мужа пристальным взглядом и негромко произнесла:

– Насколько я знаю, лично ты начинаешь трястись относительно дочери уже после девяти вечера.

– Так ведь она еще несовершеннолетняя, – парировал Турецкий. – К тому же девочка.

– А он мальчик! К тому же музыкант. И в эти годы у них особенно сильно проявляется тяга ко всякого рода музыкальным тусовкам. А там… сам знаешь…

– Травка и легкий кайф?

– Не ерничай.

– Даже так? – удивился Турецкий. – Так ведь ты же сама пыталась оправдать как-то ту попсу, которая сидит на колесах или не может выйти на сцену без понюшки белого порошка.

– Ну, видишь ли, – стушевалась Ирина Генриховна, – ты одно с другим не путай. А если не хочешь помочь…

– Ты того, не кипятись особо, – тронул ее за колено Турецкий. – Чем можем, поможем.

Она погладила его по руке:

– Спасибо.

– Спасибом не отделаешься. И пока что я еще не импотент…

– Дурачок.

– А вот за «дурачка» еще один штрафной балл, хотя… – И засмеялся радостно: – Меня, пожалуй, и на одного не хватит.

– О господи! – взмолилась Ирина Генриховна. – Кто о чем, а вшивый все про баню.

– Кстати о бане. А этот твой Дима не мог забуриться к какой-нибудь местной красавице?

– Исключено. Он бы обязательно перезвонил матери. К тому же он никогда до этого мои занятия не пропускал.

– М-да, пожалуй, это действительно серьезно, – пробормотал Турецкий. – Кстати, это та самая мама, что держит салон красоты на Арбате?

Ирина Генриховна утвердительно кивнула.

– Помоги, Шурик!

Оставшись в палате один на один с телевизором, который, по твердому убеждению бывшего начальника Московского уголовного розыска Вячеслава Ивановича Грязнова, должен был скрасить вынужденное одиночество Турецкого, Александр Борисович поправил постоянно сползающее одеяло и откинулся спиной на подушку, мысленно переключившись на столь странное и пока что необъяснимое исчезновение единственного сына Марины Чудецкой, которую он знал не только со слов Ирины, но еще и потому, что услугами ее салона пользовались жены и любовницы столичного бомонда. Впрочем, объяснение могло лежать и в самой примитивной плоскости: в силу каких-то личных причин великовозрастный сынуля Чудецкой не пошел на занятия в Гнесинку, а завалился к какой-нибудь новенькой подружке, которая уже давно подсела на тот же героин, укололся «ради приличия» и… пошло-поехало. И бог его знает, сколько времени пройдет, пока этот будущий гений не выползет из героиновой закваски и сможет добраться до дома. О телефонном звонке матери, который сразу же снял бы все проблемы, не могло быть и речи. Судя по тому, что рассказала Ирина, взаимоотношения между матерью и сыном были хоть и вполне современные, можно сказать даже либеральные, однако сынок продолжал побаиваться свою мать, а это значило, что он никогда не признается ей, что настолько завис у кого-то, что даже на ее мобилу прозвониться не смог. И оно конечно, было бы неплохо выждать еще денек-другой, пока с повинной головой в доме не появится сынок Марины Чудецкой, но… Коли пообещал, значит, надо выполнять. К тому же не очень-то хотелось выглядеть в глазах собственной жены циничным болтуном и пустомелей. И без того грехов накопилось выше крыши.